Глава 2
Сообщение о установлении комендантского часа.
«Запрещенное время для обитателей Климовска устанавливается после 22 часов и до 6 часов утра. Кто в это время будет на улицах либо площадях без специального удостоверения, будет казнен. Сегодня были наказаны смертью – 15 лиц. Кроме того, арестовано как заложников 65 лиц. Каждый житель Климовска, кроме своей собственной жизни, отвечает и за безопасность немецких вооруженных сил и ставит на карту не только свою собственную жизнь, но и жизнь всех обитателей Климовска…
Также, лица невышедшие на работу в "общественные дворы” или трудовую обязанность (для ремонта путей и др.) будут оштрафованы в размере 50 руб., или 25 розог, а в случае саботажа – расстрел».
Полевые части немцев, не задерживаясь в городе, ушли на восток, оставив небольшой гарнизон. Какое-то время люди жили своей жизнью, постепенно привыкая к новому порядку. Отец продолжал работать в сапожной мастерской, мать все так же принимала заказы на пошив одежды.
В бывшем райкоме теперь была военная комендатура. Ворота укрепили, забор поверху обнесли колючей проволокой, а на все окна в здании поставили решетки. Об этом рассказал Сёмка. Его отец несколько дней работал там, устанавливая решетки и натягивая колючую проволоку, ремонтируя двери, окна и сантехнику.
У ворот стояла караульная будка, днём и ночью часовой прохаживался по ярко освещенному прожектором участку земли.
Постепенно жизнь в городе стала ухудшаться. Ввели комендантский час, по улицам зашныряли полицейские патрули, устраивая облавы и арестовывая людей. Многие из них не возвращались домой. Теперь, сидя вечерами за накрытым столом и ужиная, Левитины со страхом прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Иногда мать тихонько плакала, сидя в углу, а отец, присев рядом, негромко успокаивал её. Однажды отца вызвали в комендатуру и вернувшись, он сел за стол и так долго сидел, опустив голову.
– Что случилось, Хаим? – Негромко спросила мама.
Отец ответил не сразу. Подняв голову, он пристально посмотрел на маму и перевел взгляд на детей, стоявших тут же.
– Сегодня в комендатуре повесили приказ. Все евреи, независимо от возраста, должны пройти регистрацию по месту жительства и носить на одежде отличительный знак – желтую звезду. Вот размеры. – Отец швырнул на стол какую-то бумажку. – Запрещено посещать публичные места, парки отдыха, скверы, спортивные площадки, на рынках и в магазинах можно бывать только в течении одного определенного часа в день. Хорошо хоть работать не запретили. – Он тяжело вздохнул. – И ещё нужно ходить отмечаться в комендатуре, так как запрещено покидать место постоянного проживания.
Мать застыла, прижав руку ко рту и пристально глядя на отца.
– Вот так. – Отец уставился в стол. – Дождались…
На следующий день мама вырезала и пришила всем на грудь и на спину желтые, шестиконечные звезды. И ещё у каждого на груди была пришита нашивка с адресом. Закончив, она посмотрела на детей со звездами и бессильно опустившись на стул, беззвучно заплакала, прижимая ладони к груди.
Отец, хмуро натягивая куртку, подошел к ней, и присев на стоявший рядом стул, обнял, прижимая к себе. Они так сидели некоторое время, потом отец встал и ушел.
– Адя, – подергала девочку за рукав Ганя, – а мы теперь всегда так будем ходить со звездочкой? Ада посмотрела на сестренку, и крепко прижала её к себе. Она понимала, что происходит что-то нехорошее, но не смогла найти нужных слов и только молча кивнула головой.
– А мне нравится. – Заулыбалась Ганя. – Мама так красиво пришила? Мама, – позвала она, – а можно я к Маше схожу, поиграю? Она мне обещала куклу свою показать.
Мама вытерла слезы, катившиеся из глаз, и улыбнулась.
– Конечно, Ганя. Только иди через калитку. Не нужно ходить через улицу.
– Хорошо, мамочка. А почему ты плачешь? – Ганя подошла ближе и прижалась к маме. – Тебе плохо? Тебя кто-то обидел?
– Да нет, доченька, все в порядке. – Женщина улыбнулась. – Какая ты у меня заботливая стала. Иди.
Она ласково поцеловала девочку в щечку и Ганя, радостная, выбежала за дверь. Какое-то время мама сидела на стуле, опустив голову и думая о чем-то о своем. Затем она встряхнулась, улыбнулась смотревшей на нее Аде, и, подхватившись, принялась за шитье.
Ада посмотрела в окно. Ей совершенно не хотелось никуда идти, хотя мальчишки звали её с собой, обещая показать что-то интересное там, в лесу. У нее из головы не шли слова, которые мама сказала Гане. О том, что не нужно ходить через улицу. Хлопнула калитка и Ада увидела отца, идущего к дому. Открылась дверь и отец вошел в дом, прошел по чистым половицам и тяжело уселся на стул.
– Что случилось, Хаим? – Мягко спросила Анна. – Ты сегодня рано.
– А все теперь. – Равнодушно сказал отец, закуривая сигарету. Никогда раньше он себе такого не позволял, всегда выходя на улицу. Порывшись в кармане, отец достал и бросил на стол аккуратно сложенный вчетверо листок. – Вот, – тускло сказал он, – здесь все написано.
– Ада, доченька, – терпеливо сказала Анна,– прочитай.
Ада взяла листок, развернула его и с выражением начала читать.
«…Все жиды местечка Климовск и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Сосновой и Благостной улиц (возле кладбища).
Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и продовольствие на три дня.
Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян.
Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян.
Арийские жители местечка ( украинцы и русские ) призываются доносить о жидах, не исполнивших этого приказа».
– Тут ещё на украинском и немецком.. – Сказала Ада, закончив читать.
– Там тоже самое. – Хмуро ответил отец и перевел взгляд на Анну, которая сидела, прижав руки к лицу.
– Это что же такое, Хаим? – Едва слышно спросила она, не отрывая от него взгляда. – Откуда это у тебя?
Отец шумно вздохнул.
– Висит на всех столбах. – Негромко ответил он. – И ходят эти, новые, полицаи – всем раздают. Мне в мастерской дали.
– И что же теперь будет, Хаим?
– Не знаю, Анна, не знаю.
Отец замолчал. Впервые за все время Ада видел отца таким растерянным.
– Сегодня к нам в мастерские приезжал какой-то офицер, с солдатами. Говорил, что будет проводиться перепись всех евреев. Затем, после переписи, всех евреев с детьми, как элитную нацию, вывезут и переселят в безопасное место. – Отец вздохнул. – Даже не знаю. Но на сборный пункт придется пойти – иначе расстрел.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут громко хлопнула дверь и домой зашла вся заплаканная Ганя. По её лицу крупными каплями стекали слезы, которые она вытирала рукавом, но они все текли по щекам. Она сердито хлопнула дверью и уселась на стул в углу.
– Что случилось, Гануся? – Анна подошла к дочери и положила руку ей на плечо. Ганя сердито отмахнулась.
Анна беспомощно посмотрела на Хаима, тот лишь задумчиво посмотрел на дочь.
– Что произошло, солнышко? – Ласково повторила Анна.
По лицу Гани было видно, что она едва крепится, и наконец не выдержала. Слезы хлынули потоком и девочка горько заплакала. Анна обняла дочь.
– Ну же, моя хорошая, расскажи мне.
– Меня мама Маши прогнала. – Всхлипывая, рассказывала Ганя. – Сказала, что делать мне у них нечего. И что теперь всех нас прижмут и покажут наше место. Мама-а-а, – в голос заплакала девочка, – почему она так сказала? Ну что я ей сделала?
Анна как могла, утешала дочку, прижав к себе и нашептывая ей ласковые слова. Отец мрачно сидел на стуле, молча глядя в стену перед собой. Аде стало страшно, от этого бессилия, её затрясло, как от мороза, несмотря на то, что в доме было тепло.