Глава 3
Филадельфия-Вашингтон: сиськи и слезы
Когда-никогда, а начинать надо, гласит народная мудрость. А в автостопе, как и в жизни, начало – половина дела. Поэтому даю себе пинка под зад и рано утром выдвигаюсь на трассу. Досматриваю тревожный сон в метро и выхожу на конечной станции AT&T, на улицу Бродвей, которая тянется через весь город. Именно в этой самой южной точке города Эф начинается мое путешествие. Тут же нахожу почтовый ящик и отправляю открытку маме с заверением, что у меня все хорошо. Я так делаю в наиболее опасных и неизвестных ситуациях, это моя излюбленная форма аутотренинга и ритуал по генерации положительной энергии. Когда открытка дойдет до адресата, я, должно быть, буду уже в штате Флорида. И надеюсь, «одним куском», как говорят американцы.
А пока, взбодрившись, ищу наиболее безопасное место на хайвее. Оно открывается мне за мостом на маленьком островке асфальта. По четырем полосам в обе стороны со скоростью пули пролетают машины, траки и автобусы. Водители, мягко говоря, удивлены моему поднятому вверх пальцу. Я успеваю предположить, что своего знаменитого предка они, должно быть, не читали, как тут же останавливается Роб, американец с итальянскими корнями. «Вы у меня первый», проносится в моей голове.
– Ты что, фанатка Керуака? – сходу вопрошает Роб.
Тут должен быть занавес или такая торжественная музыка из шоу «Кто хочет стать миллионером». Я обескуражена ответом Вселенной, вернее, скоростью отклика – я ведь даже не успела по-нормальному подумать эту мысль.
За те 20 минут, что мы ехали, Роберт успел не только пересказать мне любимые эпизоды своей настольной, как оказалось, книги, пожаловаться на нелегкую жизнь экспедитора в супермаркете, выкурить две сигареты, но и «сдать» дорожным полицейским своего соотечественника. Груженый щебнем трак ехал перед нами, и из его кузова периодически вылетали мелкие камни. Пока Роб, перекладывая дымящуюся сигарету из одного уголка рта в другой, звонил в полицию и диктовал номер большегруза, я испытала смешанные чувства. С одной стороны, это действительно небезопасно, когда в лобовое стекло прилетают камни, но с другой, почему нельзя самому предупредить водителя о камнепаде из его кузова? Зачем же сразу в полицию рапортовать? Никогда не могла понять этой американской страсти к «стукачеству» по поводу и без! Роберт, впрочем, тоже не понял, почему я никак (вообще никак) не отреагировала на его действие. Всем своим видом он выражал уверенность, что поступил единственно правильным образом и, как минимум, только что спас Вселенную.
С чувством выполненного долга супермен высадил меня, где и договаривались, и съехал на дорогу, ведущую в соседний городок. А я осталась на дорожной развилке, которая по своей форме неожиданно напомнила стринги, с ощущением, что сейчас как раз нахожусь в какой-то заднице на теле Америки.
Стою. Торможу.
Вытянутая рука с поднятым вверх большим пальцем быстро немеет, поэтому я исследую свой пятачок в поисках картонки нужного размера. О размере я знаю условно (спасибо американскому кинематографу), маркер я припасла заранее, зеленый. Все автостопщики делают ЭТО. Очень до многого приходится «доходить» самостоятельно, с помощью логики и пробуя на зуб – никаких специальных форумов не читала, с «тру-хичхайкерами» не общалась, все делаю по наитию.
Оглядевшись, нахожу только крышку от пластикового ведра из-под краски и рисую на ней буквы конечного пункта назначения на сегодня – DC, Вашингтон. Очень уж не хрестоматийно получается – круглый пластик, зеленый цвет. Но это лучше, чем ничего. По моему убеждению, даже такая табличка организует водителей: пролетая на своей лютой скорости они издалека успевают заметить «странного» человека на обочине и понять его мотивы. Ну, или хотя бы притормозить – глазея и крутя у виска, поделиться своим предположением о психическом здоровье автостоп-сапиенса.
До Вашингтона примерно 140 миль.
Следующий мой попутчик – дальнобойщик Джон на длинном траке с пропаном. Раньше я только слышала об этой весьма специфической категории водителей, теперь знаю наверняка об их странном чувстве юмора и мироощущении. Джону 58 лет, он отец пятерых детей и рефлексирующий шутник. Засаленная кепка по-хулигански сдвинута набок, в салоне пустые банки от энергетиков всех видов, а в глазах мальчишеское озорство.
После двух десятков миль в пути Джон вдруг останавливается. С неожиданной учтивостью предлагает поехать по короткой дороге – через двухуровневый мост Чесапик, самый большой на Западном побережье. Для того, чтобы я не волновалась, почему мы свернули с главной трассы (как будто я знаю маршрут), нарисовал на бумажке наш дальнейший путь по штату Пенсильвания.
А потом вдруг спросил:
– Я никогда не подвозил русских автостопщиков, могу я попросить тебя кое о чем?
«Уж точно не рецепт пельменей», – подумала я, но, сгорая от любопытства, утвердительно кивнула.
– Можешь показать мне свою грудь?
После моего вопросительного взгляда он начал спешно объяснять.
– Я ведь, понимаешь, вряд ли когда-нибудь окажусь в России и мы наверняка больше никогда не встретимся, поэтому мне интересно сравнить твою грудь с сиськами хичхайкерш из других стран.
– Давай я подумаю, что ты сейчас пошутил, да? Или ты правда считаешь, что это нормальная просьба? – строгим учительским тоном спрашиваю я.
– Вполне обычная… для дальнобойщика!
Еле сдерживая улыбку, я делаю серьезное лицо и медленно показываю ему… средний палец со словами: «Вот это главное отличие русских сисек от всех остальных»!
Мы едем дальше и теперь оба смеемся от того, как виртуозно «уели» друг друга. Он порадовал меня своей способностью к рефлексии, а я его – непосредственной реакцией. Боевое крещение пройдено. Я вылезаю из кабины, желая Джону успехов в его исследовательской деятельности узкого направления.
Дальше решаю автостопить на выезде с заправки, потому что дальнобойщиков на сегодня как-то больше не хочется. Через открытое окно вижу интеллигентное лицо водителя «Вольво» и, не мешкая, открываю дверь новому знакомству. Нос Джозефа сразу выдает его французское происхождение – такие бывают только у порядочных европейцев, которые по воскресеньям водят детей на службу в костел. О, чудо, мой американский европеец едет на семинар в пригород Вашингтона!
За почти сотню миль я узнаю, что Джозеф недавно стал отцом долгожданной дочери с двойным именем – Пресли-Хоуп. Первое имя дала жена в честь своего кумира Элвиса, а второе символизирует надежду Джозефа на выздоровление отца – дедушки малышки, у которого какой-то сложный даже для произношения недуг.
Мы болтаем как старые друзья, долго находившиеся в разлуке – обо всем и сразу, перескакивая с темы на тему.
В какой-то момент Джо звонит жена и не верит, что он едет вместе с автостопщицей, да еще и из России. В качестве доказательства пришлось прервать нашу светскую беседу и «поболтать на троих» по конференц-связи. Для пущей убедительности Джо сфотографировал и отправил жене мою физиономию. Уверена, что фотосвидетельство он еще долго не удалит из телефона в память о первом международном автостопщике в его машине и в жизни. Да и его жена фотку наверняка сохранит тоже, в качестве козыря в рукаве, на всякий случай.
– Ты похожа на мою дочку, – признается Джозеф на 27-ой миле. – И если в будущем она захочет путешествовать таким же образом, я надеюсь, что водители позаботятся о ее безопасности, как когда-то сделал я.
Судя по фотографиям, белокурая голубоглазая принцесса на меня совсем не похожа, но посыл Джозефа мне понятен вполне. Пусть так и будет, хотя сомневаюсь, что Пресли-Хоуп пойдет по моим стопам. Редкий американец выбирается дальше своего штата пару раз за всю жизнь, а большинство понятия не имеет что такое виза в другие страны.
В Сильвер Спринг мы расстаемся, предварительно сделав кружок по центру города – этакая экспресс-обзорка бонусом от хорошего человека Джо.
Тут я расслабляюсь и решаю немного позагорать – до Вашингтона всего несколько десятков миль и значит, уже к ланчу я буду в административной столице Соединенных Штатов Америки. Совершенно неожиданно мои размышления нарушает неприятный визг тормозов. В метре от меня останавливается полицейская машина. Красивый молодой коп атлетического телосложения (да, такое возможно) сразу понял, кто я и зачем.
– Тут небезопасно останавливать машины. Именно здесь, в штате Вашингтон.
Я выдохнула, небезопасно и запрещено – две большие разницы.
– Окей, – говорю, – я верю в добро.
Мой ответ не действует на полицейского, и он несколько раз, как сломанный проигрыватель, повторяет мне свою проповедь. В какой-то момент мне показалось, что еще чуть-чуть и у него из глаз потекут слёзы сострадания – ведь мне уготована такая несчастная судьба! Но я непреклонна – улыбаюсь до треска щек и заверяю его в том, что все со мной будет хорошо, а он может ехать причинять добро действительно нуждающимся в помощи. Со словами «вы так сильно заблуждаетесь, так сильно заблуждаетесь», он закрывает окно и резко газует с места. Блажен, кто верует – подумалось мне о том, что могло подуматься ему.
Не успела я хорошенько поразмыслить о том, что хотела сказать мне Вселенная, снова раздался сигнал клаксона откуда-то сзади. Менее неприятный. На перекрестке стоял большой черный джип «Шевроле» с большим и таким же черным афроамериканцем на водительском сидении.
– Мне бы в Вашингтон попасть, – говорю я, параллельно оглядывая салон в поисках наркотиков, оружия и черных пакетов .
Он молча кивнул. Две слезинки, наколотые на его лице, тоже как будто пришли в движение. Он просит не фотографировать в машине и только сурово хмыкает в ответ на некоторые детали моего сбивчивого монолога. Я тараторю, не умолкая. Откуда я, почему так путешествую, что именно сказал мне полицейский, кто меня ждет в Вашингтоне и прочую ерунду, почти не оставляя ему шанса задать вопрос. В общем, я на каком-то животном уровне почувствовала его энергетику и в качестве лучшей стратегии выбрала прикинуться наивной дурочкой. Лишь в конце пути черный человек обмолвился, что хотел бы иметь русскую подружку, потому что американки не готовят и не убираются дома, а дни напролет проводят магазинах. «Такой испорченный, но такой ранимый» – пронеслось в моей голове. Ответив утвердительно на вопрос «Есть ли у тебя парень в России?», я решила больше не испытывать судьбу и попросила высадить на ближайшем светофоре, якобы узнав место назначения. На прощание пожелала заплаканному молчуну удачи в поисках любимой.
Только спустя несколько часов прочитала в Интернете, что татуировка в виде слез под глазом обозначает совершенное убийство и членство в банде. И тут опять включилась тревожная музыка из «Миллионер-шоу».
Сразу вспомнилась похожая эмоция в путешествии «зайцами» из Норвегии в Швецию, когда сердобольный кондуктор разбудил на «нужной остановке», на билет до которой у нас хватило денег. Зимняя ночь. Полная луна. Темный лес с двух сторон. Волчий вой и уханье птиц. Неизвестная станция без признаков жизни. И бонусом – ближайшая заправка в 18 километрах. Мы шли по обочине часа четыре, не меньше, ели снег, чтобы утолить жажду и буквально бросались под колеса редких машин, обращая на себя внимание. Развозчик газет, заприметивший странных путников со встречной полосы, решил для себя, что обязательно «подбросит на обратном пути, если еще будет кого». Он же поведал, в ответ на сбивчивое: «А волки тут на трассу выходят?», что сейчас сезон голодной тревожной бессонницы у медведей и только за последний месяц было три случая нападения на людей в этом районе, два из которых – смертельные. Это то самое чувство, когда испугался до полусмерти, но постфактум.