Глава 4
Рождение АК-47
Из воспоминаний М.Т. Калашникова
Очень живо в памяти, как ликовали мы в год нашей Великой Победы над фашистской Германией. Казалось, с победой в войне пришел на нашу многострадальную землю вечный мир, который теперь никто не посмеет нарушить.
И вдруг в августе американский империализм совершил бесчеловечную военную акцию – на японские города Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы. Десятки тысяч бессмысленных жертв. Вновь советские люди осознают, как хрупок и непрочен этот мир и как важно быть бдительным, быть во всеоружии к отражению любой агрессии.
Особенно остро чувствовали всю взрывоопасность послевоенной международной обстановки, по-видимому, мы, конструкторы оружия и военной техники. Нас торопили с воплощением проектов в металл, ужесточили требования к качественным параметрам образцов.
Я собирался уехать с полигона в Ковров Владимирской области. На то были свои веские причины. Технические возможности мастерской на полигоне не позволяли вести работу над автоматом. На ее базе работали уже несколько конструкторов над осуществлением своих проектов. Приехавший к нам из ГАУ инженер-подполковник В.С. Дейкин сообщил о принятом решении отправить меня на завод, где трудился в то время один из самых известных конструкторов-оружейников В.А. Дегтярев.
Перед отъездом с полигона я получил письмо из дому, из родной своей Курьи, от сестры Анны Тимофеевны. Она сообщала о деревенских новостях. Сначала, по обычаю, делилась радостными вестями. Одна из них – остался жив, навоевавшись вдоволь, вернулся в родное село мой младший брат Василий. Пожалуй, на этом вся наша семейная радость и кончалась. Дальше сквозь каждую строку чувствовались горючие слезы. Да и как было без них обойтись, если пришли похоронки на наших старших братьев Ивана и Андрея, если не дождалась Анна Тимофеевна и мужа своего – Егора Михайловича Чупрынина, вместе с которым прожила душа в душу немало лет. Остались у нее трое ребятишек, остались без отца…
Письмо всколыхнуло во мне многое. Очень хотелось повидать родных и близких. Сердцем рвался я на Алтай, а ехать пришлось в город, с которым у меня было связано лишь то, что довелось мне работать там над модернизацией пулемета конструкции П. М. Горюнова, чье рабочее и творческое становление прошло в Коврове.
Признаться, поездка эта меня и радовала, и пугала. Особенно смущало то, что мне, сержанту, доведется работать рядом с конструктором – генералом, да еще и соревноваться с ним. Волновался, как примут на заводе «чужака», не станут ли ставить палки в колеса. Я ведь был из конкурирующей «фирмы».
Чтобы дать возможность мне быстрее врасти в обстановку и познакомиться с людьми, со мной поехал представитель ГАУ инженер-подполковник В. С. Дейкин. Это позволило на месте оперативно решить целый ряд организационных вопросов, в частности связанных с назначением ко мне в помощь знающих дело конструкторов и опытных рабочих, без которых главный конструктор образца, будь он хоть семи пядей во лбу, не сумеет по-настоящему отработать свое изделие.
Станковый пулемет образца 1943 года конструкции Горюнова (СГ-43). На Ковровском заводе до конца войны было выпущено 28882 пулемета Горюнова. СГ-43 оснащался тяжелым сменным стволом, который необходимо было заменять через 500 выстрелов, для замены требовалось до 8 секунд. В комплект входило два запасных ствола
Специалистом по отработке технической документации, а затем и по изготовлению образцов мне порекомендовали молодого конструктора Александра Зайцева. Мы с ним очень быстро нашли общий язык. Сблизили нас, по всей вероятности, молодость и увлеченность делом. Мы были готовы день и ночь пропадать на заводе, особенно когда шла работа над первыми образцами. Постоянно вносили какие-то изменения, как в отдельные детали, так и в узлы в целом.
И вот первые образцы готовы. Можно приступить к отладочным испытаниям. Для их проведения на заводе имелся специально оборудованный тир. Я слышал, как там постоянно шли стрельбы. Спросил однажды Зайцева:
– Кто это ежедневно палит?
– Так ведь испытывают опытные образцы Василия Алексеевича Дегтярева. Он готовится к участию в том же конкурсе, что и ты.
– Когда же нам испытывать свой образец?
– Дейкин сейчас выясняет, какое время выделят нам. Наконец нам для отладочных стрельб отвели часы, когда тир покидали конструкторы и отладчики КБ В.А. Дегтярева. Кстати говоря, как это ни парадоксально, проработав почти год в Коврове, я так ни разу и не встретился со знаменитым конструктором. Мы отрабатывали каждый свои образцы, словно отгороженные каким-то невидимым забором.
Подошло время подавать заявку на участие в сравнительных испытаниях. В Ковров прибыли представители главного заказчика. Перед отправкой образцов на полигон они придирчиво проверили, в полной ли мере удовлетворены технические требования, предъявляемые условиями конкурса, обеспечены ли заданные нормативы по кучности боя, по весу и габаритам оружия, по безотказности в работе, живучести деталей, по простоте устройства.
И здесь у нас произошел, скажем так, незапланированный прокол. При отработке дульного устройства испытание на кучность боя проводил у нас обычно один стрелок. Он настолько уверенно чувствовал работу первых образцов (приловчился к ним, что ли?), что без особых усилий не только укладывался в заданный норматив, но и перекрывал его. И я доложил заказчику, мол, по этому параметру у нас все в порядке. Незадолго до проверки оружия представителем заказчика узнаю: наш стрелок-отладчик уволился с завода и куда-то уехал. Особого значения этому мы не придали, уверенные, что и без него будет достигнут необходимый результат.
Однако когда началась проверка, то прежних параметров по кучности боя мы достичь не сумели. До сих пор помню укоризненный взгляд представителя заказчика:
– Зачем вы меня обманули?
Хорошим уроком стал для меня тот эпизод. Нельзя делать поспешных выводов, относиться легкомысленно, с пренебрежением к любой мелочи, пока не убедишься, что образец надежно действует в руках каждого, кто берет его в ходе проверки. Пришлось нам с Сашей Зайцевым и с отладчиками быстро устранять недостаток, доводить автомат по кучности боя до уровня, требуемого условиями конкурса.
Из всех бригад мы первыми прибыли на полигон, где в свое время родился проект моего автомата. Теперь проект, воплощенный в металл, вернулся сюда в готовых образцах.
Знакомые подмосковные места. Встречи с теми, с кем сблизила совместная работа в годы войны. И самая желанная встреча – с Катей, разлука с которой длилась почти год.
И вот один за другим на полигон стали приезжать конструкторы. В.А. Дегтярев шел от машины, не глядя по сторонам, думая о чем-то своем. Прославленного конструктора Г.С. Шпагина я узнал сразу, едва встретил его на одной из дорожек военного городка. Видимо, хорошо запомнил его лицо по публиковавшимся в газетах снимкам. С Сергеем Гавриловичем Симоновым поздоровались как давние знакомые. Вспомнили нашу совместную поездку на полигон, беседу в поезде.
Обмениваемся мнениями с Н.В. Рукавишниковым, Н.М. Афанасьевым, И.И. Раковым, К.А. Барышевым, работавшими на полигоне. Много знакомых лиц, опытных разработчиков.
Не утаю, закрадывалась мысль: «С кем ты взялся соревноваться? Жди, что первым покинешь полигон». И тут же приходило спасительное: «Не боги горшки обжигают. И ты можешь победить в конкурсе».
Сомнения и надежды. Без них конструктору ничего не создать. Но, сомневаясь, обязательно следует верить в лучший исход. Конечно, если хорошо поработал над образцом, если уверен в себе и в тех, кто тебе помогает, если идешь на опережение технической мысли. Если не устаешь совершенствовать уже, казалось бы, доведенное до кондиций изделие.
Голос своего автомата я узнавал безошибочно. Мы часто не присутствовали на сравнительных испытаниях лично, чтобы не вмешиваться в процесс стрельб. Порой эмоции захлестывали некоторых конструкторов, и они мешали испытателям работать.
И вот сидишь иной раз на стуле или стоишь перед чертежной доской и слушаешь, замирая, как «шьет строчку» твое оружие. Одного боишься: чтобы мелодия не оборвалась. Пауза – это, как правило, задержка. Помню, проходил испытания образец моего карабина. Знал, в магазине десять патронов. Вдруг услышал: в ходе очередной стрельбы сделано не десять выстрелов, а меньше. Сорвался с места и бегом к телефону.
– В чем причина задержки? – спрашиваю испытателя.
– Да не беспокойся ты ни о чем. На огневой рубеж вышел лось, и мы пока огонь прекратили, – успокоил стрелок.
А однажды было и такое. Заметив, что в стрельбе произошел сбой, я опять вышел на связь.
– Не волнуйся, все в норме, – смеялся в телефонную трубку испытатель. – Просто мы поспорили, среагируешь ли ты на этот раз. Считай, что была проверка твоей нервной системы.
Хороша проверка, нечего сказать. Впрочем, обида тут же забывалась. Без таких шуток, наверное, не было бы выхода и тому нервному напряжению, которое неизбежно накапливалось в ходе испытаний. Кстати, опытные испытатели на полигоне после первого дня стрельб могли сказать, в какой очередности будут отвергнуты образцы. Их предположения, как правило, подтверждались. И вот что для меня казалось удивительным: в этой «обойме» не назывался мой автомат.
По-разному вели себя во время испытания образцов разработчики оружия. Интересно было, например, наблюдать за Дегтяревым. Василий Алексеевич всем своим видом демонстрировал, что его мало занимают стрельбы и он весь во власти новых идей. Обычно метр садился в сторонке от всех и что-то сосредоточенно чертил на песке прутиком или палочкой. И все же, полагаю, равнодушие маститого конструктора было напускным. Просто ему хотелось побыть наедине с собой.
Г. С. Шпагин внимательно анализировал записи скоростей движения автоматики своего оружия, весь уходил в размышления, сопоставления первых же выстрелов.
Н. Булкин ревниво следил за каждым шагом испытателей, придирчиво проверял, как почищен образец, обязательно лично интересовался результатами обработки мишеней. Ему, видимо, казалось, что конкуренты могут подставить ножку. А у одного из конструкторов возбужденное состояние проявлялось в словоохотливости. Он приставал то к одному, то к другому собеседнику с анекдотами. Ему почему-то казалось, что из всех я самый терпеливый и внимательный слушатель, и он плел мне свои небылицы, не подозревая, что на самом деле я все пропускал мимо ушей и думал о своем.
Первым сдался и уехал Шпагин. Расшифровав первоначальные записи скоростей движения автоматики своего образца, сопоставив данные, он, огорченный, заявил, что покидает полигон. Позже создатель ППШ отказался вовсе от дальнейшего участия в конкурсной программе. Все чаще захлебывался от невероятного напряжения, перегреваясь от бесконечной стрельбы, образец Дегтярева. Его автомат не показал хороших результатов, и Василий Алексеевич засобирался обратно в Ковров. Тут же пошли слухи, что старейшина конструкторов стрелкового оружия готовится нанести мощный удар конкурентам в следующем туре испытаний. Однако этого не случилось. Как ни странно, позже, уже во втором туре, он, как и Шпагин, вышел из соревнования добровольно, не стал прилагать больших усилий к доработке образца. Не стану гадать, чем объяснилась подобная пассивность выдающегося конструктора. Может, сказывались усталость, напряжение военной поры, болезни.
Окончательные результаты испытаний анализировались и рассматривались компетентной комиссией, куда входили и представители заказчика – Наркомата обороны, и ответственные сотрудники Наркомата вооружения. Выводы ее были, прямо надо сказать, суровыми. Многие образцы не рекомендовались даже для дальнейших доработок, снимались с соревнования. Тяжело было смотреть на товарищей, вместе с которыми только что участвовал в жестком состязании, – столько огорчения было на их лицах. Каждый до последнего выстрела питал надежду на успех. Каждый… Но на повторные испытания с последующим устранением недостатков комиссия рекомендовала лишь три образца оружия. Среди них – и мой автомат.
Я был переполнен счастьем, хотя до окончательной победы было еще ой как далеко. Ведь из трех образцов только один мог иметь право на жизнь. И чтобы достичь в этом соревновании лучших результатов, предстояло не просто доработать оружие, а сделать еще один качественный рывок вперед. Надо было упростить отдельные детали, облегчить вес автомата, а это плохо сочеталось с улучшением кучности боя, на что мне тоже указали как на недостаток. Требовалось устранить возможность повторения задержек при стрельбе. Словом, слабых мест в образце хватало. В блокноте появились записи, расчеты, эскизные наброски, направленные на совершенствование автомата.
И вновь путь в Ковров. За долгие месяцы работы он стал мне близким. Я любил в редкие часы отдыха ходить на пристань, смотревшуюся в реку Клязьму. По реке неторопливо шли басовитые пароходы в Москву, Горький, Владимир. Тогда еще в Коврове не было автобусного сообщения, и все расстояния приходилось преодолевать пешком. Впрочем, пешие прогулки доставляли удовольствие: маршруты пролегали обычно через сады, парки, скверы, которыми славился город.
Старший сержант Калашников в период работы на полигоне НИПСВО
Но особой гордостью Коврова являлись два завода – экскаваторный и оружейный, названный позже именем В.А. Дегтярева. Шагающие экскаваторы «Ковровец» завоевали тогда широкую популярность в народном хозяйстве, снимки этой могучей машины то и дело появлялись на страницах наших газет и журналов как символ научно-технического прогресса. О другом, не менее известном, заводе пресса, как правило, молчала. И если о нем сообщали, то как о предприятии, выпускающем одну из марок мотоцикла. Между тем славу ему принесли прежде всего люди, работавшие на оборону страны, на создание отечественного стрелкового оружия, поступавшего на вооружение Красной армии и сыгравшего значительную роль в разгроме немецко-фашистских захватчиков. В.А. Дегтярев, П.М. Горюнов именно здесь воплощали в металл свои проекты. Материально-техническая база завода по тому времени была достаточно современной. Да и работали на нем специалисты, знающие свое дело до тонкостей.
Ковровский завод по праву являлся не только крупнейшим производителем автоматического оружия, но и разработчиком новых оригинальных стрелковых систем. Накануне Великой Отечественной войны здесь стали производить разработанные собственным КБ образцы автоматического оружия – ручного пулемета ДП, 12,7-мм пулемета ДШК, пистолета-пулемета ППД, противотанкового ружья ПТРД. В военные годы заводчане освоили производство и наладили серийный выпуск не только своих конструкций, но и ряда образцов военной техники, разработанных в других конструкторских бюро.
Чем глубже вникал я в историю предприятия, узнавал его людей, тем радостнее было сознавать, что в ходе работы над автоматом судьба привела меня именно сюда. И до войны, и в ходе ее завод по темпам освоения серийного производства новых систем автоматического оружия считался одним из лучших в Наркомате вооружения. Помогавший мне в доводке изделия конструктор Александр Зайцев с гордостью рассказывал о талантливом организаторе и руководителе В.И. Фомине, все военные годы являвшемся бессменным директором завода, о начальнике производства инженере М.В. Горячем, слесаре Д.Е. Козлове, лекальщике П.В. Савине, главном конструкторе завода И.В. Долгушеве, ведущем конструкторе отдела главного конструктора С.В. Владимирове… Многих из них узнал ближе, когда работал над автоматом.
Так что считаю, есть необходимость сказать, подробнее об этом заводе, дать несколько штрихов из его, прямо скажем, боевой биографии.
Уже к концу июля 1941 года предприятие увеличило объем изготовления некоторых видов вооружения в четыре раза по сравнению с июнем того же сорок первого. Особенно показателен пример с освоением выпуска противотанковых ружей В.А. Дегтярева (ПТРД). Задачу срочного развертывания их производства поставили в конце августа 1941 года. К тому времени все имеющиеся мощности были заняты изготовлением оружия, уже освоенного в производстве. Казалось бы, в резерве ничего нет. Но ковровцы нашли выход. За счет чего? Повысили производительность труда, широко внедрив изобретения и рационализаторские предложения, улучшив технологию изготовления изделий, применяя передовые методы изготовления и сборки. И в октябре первая партия ПТРД в количестве 300 штук была вручена фронтовым бронебойщикам.
Характерен такой штрих. Одной из самых неудобных операций при изготовлении оружия являлось так называемое формообразование канала ствола, нанесение нарезов. Ковровцы стали разработчиками нового метода формообразования – путем выдавливания нарезов, или, говоря техническим языком, метода дорнирования. Для того времени этот метод, разработанный и внедренный в производство оружия калибра 7,62 мм инженером-исследователем М.С. Лазаревым и его группой, стал одним из выдающихся достижений в оружейном производстве. Достаточно сказать, что его внедрение позволило в 50 и более раз сократить время выполнения одной из самых длительных операций и получить экономический эффект, исчисляемый миллионами рублей. В дальнейшем метод дорнирования был внедрен в производство систем оружия калибров 12,7; 14,5 и 20 мм. Новая технология, по сути, произвела технический переворот в ствольном производстве.
В первой половине 1942 года завод сумел в кратчайшие сроки освоить серийное производство 23-мм авиационной автоматической пушки ВЯ, разработанной тульскими конструкторами А.А. Волковым и С.Я. Ярцевым. Порой просто диву даешься, откуда ковровцы брали силы и возможности, чтобы выполнять такие задания. А они смогли за несколько месяцев наладить выпуск надежной скорострельной автоматической пушки для вооружения штурмового самолета конструкции Ильюшина – Ил-2, наводившего страх на фашистов и прозванного ими «черной смертью». Добавим, что одновременно с ВЯ-23 завод освоил еще и производство пистолета-пулемета системы Шпагина (ППШ), усовершенствованного конструктором на основе опыта боевого применения и результатов массового выпуска.
Когда я приехал на Ковровский завод первый раз, там царила по-особому приподнятая атмосфера. Оружейники все еще находились под впечатлением обстановки, созданной вручением предприятию высшей награды Родины – ордена Ленина. Коллектив был удостоен ее за успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны по обеспечению Советской армии авиационным и пехотным оружием. Начальник КБ В.А. Дегтярев был награжден полководческим орденом Суворова I степени. Считаю это награждение совершенно справедливым. То, что сделал Василий Алексеевич как конструктор в годы войны, определяя оружейную стратегию при разработке образцов, можно назвать действительно полководческим подвигом. Тем более что Дегтяревым в суровое военное время был разработан, а также усовершенствован ряд образцов стрелкового оружия, принятых на вооружение Советской армии уже после Великой Победы.
О значении вклада ковровских конструкторов в создание новых систем стрелкового оружия говорит и такой факт. За годы войны они создали девять новых образцов вооружения, принятых в войсках, не считая работ по модернизации уже освоенных производством систем. Так, только в 1944 году заводом было поставлено на производство шесть новых образцов техники, из них три изделия освоены в поточном массовом изготовлении. Ни одному предприятию такого профиля не удалось добиться подобных результатов.
Сам завод, его конструкторское бюро во время войны работали и на перспективу. Здесь в те трудные годы проводились опытно-конструкторские и научно-исследовательские работы в области дальнейшего совершенствования стрелкового вооружения, закладывавшие основы послевоенной системы стрелкового вооружения Советской армии. Речь идет прежде всего о ручном пулемете системы Дегтярева (РПД), самозарядном карабине системы Симонова (СКС) и конечно же об образцах автоматов, над доводкой которых нам пришлось работать на Ковровском заводе.
Когда поезд мчал нас из Москвы, я более всего ждал встречи с Сашей Зайцевым, хотел как можно быстрее поделиться с ним своими новыми задумками по доработке оружия. Очень обрадовался, увидев знакомое улыбчивое лицо. Едва вышел из вагона, как попал в объятия друга.
Владимир Сергеевич Дейкин, сотрудник ГАУ, и на это раз сопровождавший меня с полигона, тронул Зайцева за плечо:
– Не задуши, Саша, нашего Михтима в своих объятиях, видишь, как он похудел за время испытаний?
– Ничего, мы здесь его подремонтируем. – Саша разнял руки, заглянул мне в глаза. – И, если пожелает, поженим. У нас, в Коврове, считаю, самые красивые девушки, особенно на ткацко-прядильной фабрике.
– Предложение твое, Саша, запоздало, – засмеялся Дейкин. – Михтим победил не только на сравнительных испытаниях, он успел покорить и девичье сердце.
– Ты что, действительно женился? – изумленно вскрикнул Зайцев.
Я молча кивнул.
– Если бы я знал, Владимир Сергеевич, что такое произойдет, мы не отпустили бы Мишу на полигон, – повернулся мой друг к Дейкину и притворно-огорченно вздохнул. – Какого жениха потеряли!
– Хватит, хватит об этом, – замахал я руками. – Давайте о деле говорить.
И стал вытаскивать из кармана заветный блокнот с расчетами: не терпелось рассказать Зайцеву о том, что родилось в голове в ходе испытаний по совершенствованию образца. Дейкин перехватил мою руку.
– Нет, о деле будем говорить только завтра. На дворе уже сумерки. Нам с тобой, Михтим, надо немного отоспаться. Так что сдаем образцы под охрану – и в гостиницу.
Владимир Сергеевич был неумолим, как ни пытался я его убедить, что нам с Сашей очень необходимо кое-что прикинуть уже сейчас. Дейкин оказался прав. Едва я коснулся подушки, как тут же уснул – сказалось нервное напряжение последних дней испытаний. И пришла во сне моя Катя, Катюша, первой в свое время принесшая мне весть о том, что жюри утвердило проект моей «стрелялки». После почти года разлуки, вызванной работой в Коврове, встретившись, мы поняли, что не можем друг без друга. Так полигон и стал для нас местом регистрации брака. И сразу – разлука. Катя работала чертежницей в конструкторском бюро полигона и ехать со мной в Ковров не могла. Словом, у меня были семейные причины для стремления как можно быстрее вернуться с доработанным образцом для новых сравнительных испытаний.
Утром на совещании у главного инженера завода В. С. Дейкин подробно доложил о результатах сравнительных испытаний и о задачах, которые надо решить в кратчайший срок по доработке автомата конструктора Калашникова. Откровенно скажу, на том совещании некоторые специалисты выразили неудовольствие, а точнее, несогласие с тем, что заводчанам придется помогать какому-то пришлому, совсем неизвестному молодому конструктору, когда у ковровцев есть собственное КБ, которое разрабатывало аналогичный образец. Они предложили бросить все силы на доводку собственного образца.
Владимир Сергеевич Дейкин сумел силой аргументов, выводов погасить местнические настроения. Он убедил людей, что, как бы ни престижно было им работать только над своим оружием, необходимо приложить усилия и помочь молодому конструктору. Ведь в доводах оппонентов решающую роль играл авторитет В.А. Дегтярева.
Михаил Калашников с женой Екатериной
Наконец страсти утихли и обе стороны стали обсуждать только один вопрос: как лучше использовать имеющиеся на заводе возможности для продолжения работ по устранению выявленных на испытаниях недостатков. В это время у нас с Сашей Зайцевым втайне от руководства созрел дерзкий замысел: маскируясь доработками, сделать капитальную перекомпоновку всего автомата. Мы шли, конечно, на известный риск: условиями конкурса перекомпоновка не предусматривалась. Но она значительно упрощала устройство оружия, повышала надежность его в работе в самых тяжелых условиях. Так что игра стоила свеч. Беспокоило одно: сумеем ли уложиться в срок, отведенный для доработки образца.
В свой тайный план мы все-таки посвятили В.С. Дейкина. Вникнув в расчеты и эскизные наброски, он не просто поддержал нашу затею, но и помог советами как специалист по стрелковому оружию. Владимир Сергеевич был удивительным человеком, тонко чувствовавшим новаторские идеи, умевшим уловить творческую инициативу и помогавшим обязательно развить ее. В моей судьбе конструктора и судьбе АК-47 он сыграл немалую роль.
Конец ознакомительного фрагмента.