5
На следующее утро проснулись рано.
Ни Александр Федорович, ни Ольга Николаевна, по трезвому рассуждению, не питали особых надежд на чудодейственного знахаря. Но поскольку более надеяться было вообще не на что, трезвые рассуждения как-то временно отменились, и визит к Николасу волновал до дрожи.
Пиф, как почти профессиональный медик, и вовсе на чудеса не рассчитывал, однако считал трудную поездку в далекую страну оправданной. Во-первых, если есть хоть одна сотая процента – в их ситуации уместно хвататься и за нее. Во-вторых, Ольге Николаевне было куда легче присутствовать при угасании мужа, зная, что она делает для него все возможное и невозможное.
В итоге в восемь утра они уже были около «клиники» знахаря.
Привезли их все на том же коптящем микроавтобусе. Солнце светило вовсю, расцвечивая богатую растительность, вымытую щедрым ночным дождем. Дышать было вкусно.
Сам хилер приехал чуть позже, на серебристом «Патроле» – причем в весьма богатой комплектации, даже с мониторами в спинках передних сидений. Видать, выданный ему в верхнем мире дар неплохо окупался в мире нижнем.
Клиника же была выдержана, в отличие от джипа, вполне в духе филиппинской деревни. Прилепилась она к боку поросшей деревьями горы и состояла из трех комнат: темной прихожей без окон, большой светлой «операционной» и крошечной, тоже с окошком, то ли кухоньки, то ли лаборатории. Кроме раковины и газовой плиты, работавшей от красного большого баллона, там стоял шкаф с химической посудой и какими-то реактивами и легкие бамбуковые стеллажи со стеклянными банками, заполненными неведомыми растительными и минеральными смесями.
В операционной же, залитой светом из трех больших окон, не было ничего, кроме большого массажного стола, хромированного столика с баночками и тюбиками, а также двух пластиковых кислотно-желтых стульев и такого же цвета дешевой пляжной кушетки. Да, еще на светло-салатовой, неровно покрашенной стене весело тикали часы-ходики, наподобие тех, что украшали комнаты наших бабушек.
– Давайте начнем, – предложил Николас, и, видя волнение пациента, бережно взял его за исхудавшую кисть. – Снимите рубашку и брюки, мы поможем вам лечь на стол.
Богданов как-то разом перестал волноваться и неожиданно сам, без посторонней помощи, сумел снять сандалии, брюки и рубаху. Теперь, когда он остался в одних трусах, был явственно виден урон, нанесенный ему злой болезнью. Залезть на стол он сам не смог, да ему и не дали: Августин и Пиф бережно подняли Александра Федоровича и аккуратно уложили на спину.
– Нам можно остаться? – спросила Ольга Николаевна.
– Конечно, – разрешил хилер. – Если хотите фотографировать – пожалуйста. Только не разговаривайте.
Пиф подумал, что было бы здорово заснять происходящее, но ему казалось неудобным в присутствии больного заниматься чем-либо необязательным.
Августин отошел от стола, а Николас, наоборот, к нему придвинулся.
Пока еще ничего не происходило, но было видно, что хилер напряжен. Лицо его покраснело, глаза закрылись. Обнаженные до плеч руки сначала неподвижно висели вдоль туловища, потом он их поднял, растопырил пальцы и начал водить ладонями над распростертым телом пациента, впрочем, не дотрагиваясь до него.
– Рентгеновские снимки нужны? – шепотом спросила Ольга Николаевна.
Хилер на вопрос никак не отреагировал, а Августин испуганно расширил глаза и приложил палец к губам – международный жест, призывающий к полному молчанию.
На лице Николаса появились капельки пота, хотя в помещении по утреннему времени было еще свежо. Постепенно они собрались в тонкие струйки. Августин ватным тампоном осторожно промокнул ему лицо. «Точь-в-точь как операционная сестра доктору Балтеру», – подумал Пиф.
Наконец хилер открыл глаза и заметно расслабился.
– Все, сейчас начнем, – весело сказал он.
«А что же было до этого?» – не понял Светлов.
Теперь Николас был гораздо спокойнее, лицо приобрело обычный смуглый оттенок, без ненормальной красноты. Он поднял обе руки, как пианист перед выступлением, и что-то сказал сыну на местном наречии – пилипино.
Августин молча повернулся и вышел в прихожую, а из кухоньки в операционную зашел другой мужчина, лет тридцати с небольшим, невысокий и щуплый. Когда он успел туда попасть? Наверное, в клинике имелась другая дверь.
– Мой ученик, – объяснил хилер, не опуская поднятых рук. – Луис.
– А Августин? – не понял Пиф.
– Он просто помощник, – улыбнулся Николас. – Ему не дано. Поэтому он закончил обычный мединститут в Маниле.
Отлично. Кому не дано – тот идет в медицинский. Ну да ладно, лишь бы Богданову помогли.
Луис быстро и ловко протер какой-то остро пахнущей жидкостью впалый живот Богданова, а Николас сложил вместе пальцы правой руки и… ввел их больному прямо в тело, в область печени! Левая рука хилера так и осталась над животом пациента.
Пиф аж вздрогнул. Даже если это обман, мистификация, то Александр Федорович должен был сейчас испытывать сильнейшую боль. Но тот лежал с закрытыми глазами и явно от боли не страдал.
Лицо хилера вновь стало напряженным и красным. Он совершил какие-то движения пальцами внутри живота и выдернул их обратно. Теперь – с изрядным куском красно-бурой, обильно кровившей плоти.
Пиф с тревогой взглянул на Ольгу Николаевну. Ему самому, прошедшему анатомический театр и настоящие хирургические манипуляции, стало сильно не по себе. Однако она держалась молодцом. Пиф понял почему: наблюдение одного реального чуда делало теоретически возможным и другие чудеса.
Луис тут же протер место страшной экзекуции своей тряпочкой, и Николас медленно провел по животу сначала правой, потом левой ладонью. Помощник вытер все насухо, и – о чудо! – дыры в животе, которую только что видел своими глазами Пиф, больше не было.
Эх, много бы он дал, лишь бы всезнающий и всеведающий Леонид Михайлович Балтер это увидел! На что сменилась бы его холодная ухмылка?
Николас же продолжил операцию. Раз за разом он погружал пальцы сначала в живот, потом – в грудную клетку Богданова. А на закуску проник в его голову прямо через лобную кость.
Алгоритм был тем же. Пальцы влезают, что-то делают внутри, наружу извлекается кусочек внутренней ткани и шмякается в заблаговременно подставленный тазик. Там уже было кусочков пять таких. Богданова ни разу на тазик не взглянула, а Пиф смотрел во все глаза.
Он не сомневался, что здесь кроется какое-то надувательство. Но какое? Николас орудовал голыми руками. Ни рукавов, ни карманов на легкой майке. Ничего нигде не спрятать.
Честно говоря, материалист и почти доктор Светлов был близок к панике. Потом успокоил себя тем, что фокусник в цирке тоже проделывает невероятные вещи, однако земные объяснения в последующем все-таки находятся.
Когда хилер закончил, Пифу показалось, что прошло не меньше часа этого волшебства, и сильно удивился, сверив собственные ощущения с показаниями ходиков: получалось, что Николас орудовал меньше десяти минут. Точнее, ровно семь с половиной, считая с момента, когда в первый раз погрузил пальцы в живот пациента.
– Дольше он не выдержит, – ответил хилер на незаданный вопрос.
А Пиф взглянул на Богданова. Тот спал, даже носом посапывал слегка.
Из приемной появился Августин. Вместе с Луисом они переложили прооперированного пациента на кушетку. Александр Федорович не проснулся ни во время переноски, ни после, когда сын хилера померил тому пульс и давление, ни даже когда тот присел на корточки у ног Богданова и стал втирать ему в пятки мазь из двух маленьких баночек.
– Ну, что, займемся вами? – улыбнулся Николас.
– Нами? – Ольга Николаевна растерялась. – Но я вроде здорова.
Она ожидала совсем другого: услышать о перспективах. Однако, похоже, хилер не собирался торопиться.
Пиф решил вмешаться:
– А ваша спина, Ольга Николаевна? – спросил он, уже отметив ловкие и четкие движения не только Николаса, но и его помощников. Уж всеми видами лечебного массажа эти ребята владели наверняка.
– У меня межпозвонковая грыжа, – неуверенно сказала Богданова.
Пиф пару раз видел, как ее прихватывало: в первый – еще в Москве, второй – в аэропорту, в Бангкоке, где она неловко нагнулась, чтобы взять тяжелую сумку.
– Давайте, показывайте свою грыжу. – Улыбка вообще не покидала напряженное до этого лицо хилера.
– А как же…
Ольга Николаевна явно стеснялась Пифа. Потом, видно, вспомнив, что у докторов пола не бывает, решительно скинула легкую блузку. Под блузкой ничего не было, да грудь и не особо нуждалась в дополнительной поддержке – плотная, красиво очерченная, размером между вторым и третьим.
Пиф поймал себя на мысли, что наблюдает за женщиной не как врач. Сразу стало стыдно.
Богданова легла на живот, оставшись в длинной, полупрозрачной, из легчайшей материи, юбке. Под ней виднелся купальник: моря в Багио не было, а вот большие открытые бассейны имелись, и после процедур компания – в зависимости от состояния больного – собиралась на природу.
Николас чуть сдвинул вниз ее плавки. «Чтоб начать с копчика», – сообразил Пиф. Потом внимательно – снизу вверх – исследовал ее позвоночник. Сначала – вновь не касаясь тела, потом – пробегая сильными пальцами вдоль спины, останавливаясь и манипулируя ими у каждого позвонка. Примерно так же работали отечественные мануальные терапевты.
Хотя нет, не так. Потому что Луис вновь протер коричневатой вонючей жидкостью участок белой кожи в поясничной области, а хилер ввернул туда, внутрь, свои сильные стальные пальцы.
Особо обильного кровотечения не было. Ольга, которая не видела, что проделывают с ее спиной, лежала спокойно.
Николас тем временем вытащил пальцы из ее плоти. И не только пальцы – еще кусочек серо-розовой и, очевидно, твердой ткани, она не шмякнулась в тазик, как раньше, а звонко стукнулась о металлический край.
Далее – как и прежде: помощник протирает кожу, хилер проводит ладонью – и вот вам полное отсутствие каких-либо следов! Правда, на этот раз Ольга Николаевна охнула – рука хилера показалась ей обжигающе горячей.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил Николас, помогая ей подняться.
Та осторожно пошевелила спиной, привычно ожидая затаившейся боли.
И радостно заулыбалась:
– Да вы просто волшебник, Николас!
– Не торопитесь, – унял хилер восторг пациентки. – Нам еще придется с вами поработать. Два-три сеанса со мной и минимум десять сеансов массажа. Кроме того, придется постоянно пить травы и делать гимнастику, чтоб не было рецидива. Я вам все потом подробно распишу.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Богданова.
Конечно, она радовалась и за себя – боль в спине достает даже самых терпеливых. Но гораздо больше Ольгу Николаевну грела мысль, что если можно вот так, запросто, устранить старое заскорузлое недомогание, то, может, и с мужем произойдет что-то похожее?
Именно этот невысказанный вопрос и читался в ее взгляде.
Николас посмотрел на спящего Александра Федоровича:
– Вы хотите знать сейчас?
– Да, – побледнев, сказала Ольга Николаевна.
– Он скоро умрет. Когда точно – не скажу. Но если все получится, как я надеюсь, он уйдет без боли. И успев, пусть недолго, нормально пожить. Теперь можно я спрошу вас?
– Да, конечно, – медленно ответила та.
Она еще тонула в шокирующей новости – конечно, глупо было на что-то надеяться, но уж слишком все сказочно выглядело. Хотя разве не об этом мечтали миллионы людей, попавших в положение Богданова? Уйти по-человечески тоже, к несчастью, далеко не всем удается. Всевышний, так здорово придумав с началом жизни, привнес слишком много трагизма и боли в ее конец.
– Сколько у вас есть времени?
– На что? – не поняла Богданова.
– На Филиппины, – уточнил Николас.
– Сколько нужно, – поняв, ответила Ольга Николаевна.
– Хорошо, – спокойно сказал хилер. – Тогда еще день проведем в Багио, потом уедем на океан. А там посмотрим, как пойдет.
– Делайте как лучше для Саши, – тихо ответила она.
А потом настал черед Пифа.
– Вы ведь врач? – улыбнулся Николас.
– Пока без диплома, – уточнил, почуяв подвох, Пиф. – Летом должен защищаться.
– Все равно вам должно быть интересно. – Николас показал на стол: – Ложитесь.
– Я? – делано изумился будущий медик. Он что-то такое и предполагал.
Даже Ольга Николаевна отвлеклась от своих печальных мыслей и с интересом смотрела на Пифа.
– Ну да, – улыбнулся хилер. – Вам не надоело испытывать боли после еды?
Черт! Это была правда. Он даже успел привыкнуть к гадким ощущениям в правом подреберье. Когда его кормили по часам – то дома бабуля, то в школьной столовой сомнительного происхождения – все было в порядке. Но шесть лет института и ночных дежурств приучили к шаурме и прочему фастфуду. Бабушка говорила, что добром не кончится, однако будущий врач, как это водится, понадеялся на авось.
Недавно ночью заболело совсем сурово, как раз во время дежурства в клинике. Пиф попытался перетерпеть, но шефа не обманешь. Балтер лично отвел его на УЗИ, чуть не за руку. Там нашли пару камней в желчном пузыре. Совсем небольших, около пяти миллиметров, но они и есть самые опасные: один мигрировал в желчный проток и обтурировал его, говоря по-русски, закупорил. Отсюда – сильнейшая колика. А если процесс не остановить, то возможны любые грозные продолжения: желтуха, биллиарный панкреатит и даже – при перфорации пузыря или протока – перитонит.
Светлова тогда чуть было не прооперировали: вообще такая ситуация – однозначный показатель к экстренному вмешательству. Пиф остался неразрезанным лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Во-первых, камешек во время диагностических манипуляций, видно, удачно сдвинулся, освободив проток, боль к утру успокоилась. Во-вторых, Леонид Михайлович занялся сложным онкологическим больным, у которого опухоль проросла сразу в три органа, – здесь доктор Батлер был король. И, наконец, в-третьих, уже имелась договоренность с Богдановыми о поездке.
Конечно, камень из Диминого желчного пузыря постарались бы извлечь лапароскопически, через четыре небольших прокола. Но, как пишут в наставлениях, переход лапараскопической операции в обычную является не осложнением, а одним из возможных вариантов развития.
Так что, едва отдышавшись к утру, Пиф примитивно сбежал из клиники и потом еще день бессовестно не отзывался на звонки Леонида Михайловича.
– Решайтесь, Дима, – улыбнулась Ольга Николаевна. Она уже взяла себя в руки: ее самообладание не раз за последнее время поражало Пифа.
Пиф еще секунду помедлил и решительно расстегнул пуговички легкой рубахи.
Николас с помощью тонких резиновых подушечек помог ему занять удобное – для хилера, а не для больного – положение: в основном на спине, но с несколько приподнятым правым боком. Луис уже знакомым движением обильно смазал живот и бок своеобразным дезинфицирующим раствором (а может, и не дезинфицирующим, кто их знает? Может, волшебным – Пиф теперь ко всему был готов).
– Снимайте, Ольга Николаевна, – попросил он Богданову. Пожалуй, это была единственная возможность уязвить неуязвимого доктора Балтера. Особенно если ультразвуковое исследование и в самом деле покажет исчезновение конкрементов.
Богданова навела фотокамеру, а хилер начал экзекуцию.
Ощущения были не из радостных: Пиф был готов поклясться, что железные пальцы Николаса пролезли-таки в его живот! Еще пара-тройка неприятных мгновений – и опять что-то мелкое звякнуло о тазик. Потом были прохладные руки Луиса. Потом – обжигающие ладони Николаса.
– Все, можно вставать, – разрешил хилер.
– А камешек на память можно? – поинтересовался Пиф.
– Почему европейцев привлекают только очевидные истины? – ехидно поинтересовался Николас. – Разве горячая тайна не стоит больше холодной разгадки?
В общем, ушел Пиф из операционной без камешка. И без четкого представления о том, что только что увидел. В равной степени это могло быть как чудом медицины, так и цирковым фокусом.
Кстати, перед их уходом пришел еще один местный товарищ. Николас спросил у Богдановой, не будет ли она возражать, если он быстро поможет человеку.
Ольга Николаевна не возражала, тем более им надо было дождаться, пока Александр Федорович естественным путем проснется (будить его хилер не разрешил).
Так вот, этому новому страдальцу Николас чистил артерию от холестериновых бляшек. Точно так же напрягался, как будто уходил от мирского. А потом – одним движением пальца вдоль шеи – р-р-раз! И на пальце в самом деле появлялось что-то неприятное, серо-белое. Отправленное, как и все остальное ненужное, добытое из организмов, в тазик.
Пациент поблагодарил, пожал руку хилеру и ушел, оставив целителю тонкую стопку местных денежных купюр – филиппинских песо.
Тем временем и Богданов проснулся.
Он выглядел очень посвежевшим, даже – так и в чудеса поверить недолго – дошел до автобусика своими ногами.
Всю вторую половину дня Николас, Августин и их гости-пациенты провели в Багио. Точнее, в гигантском Ботаническом саду, где проходила Всеазиатская выставка садового дизайна. Главной жемчужиной – выставка в выставке – считалась огромнейшая экспозиция орхидей. Все вокруг было в зелени и цветах самых различных расцветок. А еще на каждом из сотен стендов обязательно присутствовала какая-либо водяная аттракция – от простеньких фонтанов до сложнейших электронно-кинематических схем, где не только вода плескалась, но и музыка была задействована, и свет, и цвет.
Вряд ли Ольге Николаевне сегодня хотелось туризма. Однако Николас не оставил ей выбора, просто объявив план дня. Зато Александр Федорович был близок к абсолютному счастью.
У него ничего не болело. Он снова был с любимой женщиной. И еще: похоже, он много острее, чем прежде, воспринимал теперь не только удары судьбы, но и ее подарки.
Часа через три устали все.
Богданов давно уже ехал в своей коляске, его энергии хватило ненадолго.
Однако вместо отеля направились в знакомую клинику.
На этот раз Николас их не трогал. Его заменил Луис. А «инвазивные» вмешательства местного гуру сменились весьма специфическим массажем: минут по двадцать Луис обрабатывал Богданову каждую стопу, а потом еще столько же – ушные раковины.
Ольге Николаевне массировали только спину и немного, минут по пять, стопы.
У Пифа же основное внимание уделили ладоням и опять-таки пяткам – последние, похоже, по канонам здешней медицины, отвечали чуть ли не за весь организм.
В свой маленький отельчик попали лишь к вечеру. Жить в нем предстояло еще одну ночь – утром их ждала поездка к океану.
Вечернее чаепитие перед сном снова запланировали во дворике.
На землю спустилась густая ночь, разрываемая лишь неярким светом фонарей да колеблющимся пламенем трех толстых ароматизированных свечей – их на столик поставил хозяин гостинички, он же официант и, возможно, повар.
Есть, правда, не хотелось. Пиф и Богданова неторопливо пили вкуснейший жасминовый чай безо всего, любая добавка была бы излишней. А Александр Федорович мелко пригубливал какую-то черную настойку, приготовленную лично для него Луисом.
– Господи, как хорошо здесь! – прямо выдохнул вдруг Богданов.
Пиф заметил, как Ольга сначала напряглась – видно, вспомнила прогноз Николаса, – а потом расслабилась и даже улыбнулась.
Все мы рано или поздно уйдем. И пусть лучше при этом нам будет хорошо.