Глава 4
– Шире шаг, товарищи буржуи! А ну подтянись! Или вы собираетесь целую неделю до города плестись? – то и дело подгонял прапорщик Хриплый арьергард нашей группы. Тихоходами являлись дядя Пантелей, певица Фрюлинг-Веснушкина и, как ни парадоксально, самый молодой участник марш-броска Паша Тумаков.
При всем своем молодецком гоноре зеленовласый студент оказался не слишком выносливым парнем. К тому же, как я и предсказывал, ему пришлось вдобавок к своему багажу буксировать за собой громоздкий дорожный чемодан Леночки, маленькие колесики которого не предназначались для качения по бездорожью. Как сообщила нам Веснушкина, вся ее труппа уехала из Горнилова на автобусах, но сама Леночка предпочла путешествовать поездом – на единственном транспорте, где чувствительную звезду не укачивало и где она могла нормально выспаться. Нам оставалось только посочувствовать ей в том, что сегодня вместо человеческого отдыха певице пришлось участвовать в малоприятной прогулке по пересеченной местности.
Я ожидал, что из-за пристрастия Банкирши к курению она тоже вскоре угодит в число аутсайдеров. Однако дамочка оказалась вовсе не изнеженной кралей. Она умудрялась не только шагать в ногу со мной и Охрипычем, но еще и смолить прямо на ходу. Из вещей у Агаты была лишь небольшая спортивная сумка, в которой Банкирша везла из Горнилова гостинцы от живущих там родителей – с ее слов, она регулярно навещала маму и папу раз в месяц. А я-то был убежден, что Агата – чистокровная уроженка краевой столицы! Да, редко встретишь женщину, что умела бы так ловко скрывать свое провинциальное происхождение.
Отрадно было видеть, что меня к буржуям Охрипыч не причислял. Поначалу я думал, что, обращаясь ко мне «браток», Хриплый тем самым иронизирует насчет моего дорогого цивильного костюма и бритого затылка; по глубоко укоренившемуся в народе мнению, то были характерные признаки принадлежности человека к криминальной среде. Но вскоре я уяснил, что в действительности простоватый прапорщик не вкладывает в определение «браток» никакого негативного смысла. Наоборот, в устах Охрипыча это слово звучало весьма уважительно и по-дружески. В тех кругах, где мне приходилось вращаться, его уже давно вытеснило беспардонное и похожее на плевок сквозь зубы «братан».
Мы выдвинулись в путь около четырех часов утра. К тому времени голоса «за» и «против» похода в город уже разделились как пять к одному. Последний, кто упорно не желал покидать дурное, по мнению большинства, место, был Пантелей Иванович. Он все время ссылался на служебные инструкции, что якобы запрещали проводнику бросать вверенный ему пост. Но скорее всего дядя Пантелей просто не горел желанием переться в такую даль, опасаясь неприятных сюрпризов, что могли возникнуть в дороге и доконать несчастного старика.
Сломить упрямство заложника служебного долга удалось только обаятельной Леночке. Взяв Иваныча за руку, она взглянула на него своими бездонными голубыми глазами и сказала, что раз уж дядя Пантелей был с ней в пути настолько вежлив и обходителен, то не будет ли он так добр сопровождать ее и дальше. Нет, конечно, она не настаивает, но если с дядей Пантелеем после нашего ухода вдруг случится беда, то она – Леночка – никогда не простит себе того, что по ее вине пострадал такой славный отзывчивый человек.
Веснушкина являлась хорошей артисткой, но в данный момент я ничуть не усомнился в ее искренности. Как и Иваныч. Растроганный словами девушки, он чуть было не прослезился и скрепя сердце дал свое согласие на участие в этом путешествии. Собрав свои пожитки и тщательно заперев на ключ сначала все купе, а затем вагонные двери, проводник спустился с подножки вагона на землю, словно капитан тонущего судна – в последнюю спасательную шлюпку.
– Ваша правда, уважаемые, – заметил дядя Пантелей, бросив прощальный взгляд на останки поезда. – Я должен находиться не здесь, а с моими пассажирами. Я тоже не переживу того, если эта милая девочка и вы угодите в неприятности. Поэтому будем держаться вместе. Надеюсь, в городе нам поверят и окажут помощь, а не обсмеют, как сумасшедших.
Опасения Иваныча звучали вполне резонно. А вдруг в местечке, куда зашвырнула нас нелегкая, испокон веков не было железных дорог? Попробуй тогда докажи представителям местной власти, что твой поезд потерпел аварию неподалеку от их города. Разобраться-то они, естественно, разберутся, но сколько идиотских расспросов и насмешек нам предстоит перед этим вытерпеть – трудно даже вообразить.
Первые несколько километров нашего пути пролегали по таким же лесистым холмам, какие окружали брошенный нами вагон. Мы с Охрипычем выполняли обязанности дозорных, следом за нами топала хмурая Банкирша, а уже за ней тянулись остальные. Иваныч никому не доверил свою ношу – пузатый кожаный портфель, похожий на тот, с каким двадцать лет назад хаживал на службу в НИИ мой папаша-конструктор. Леночка постоянно просила дядю Пантелея позволить ей ему помочь, но тот вежливо отказывался. Нагруженный двумя своими спортивными сумками и чемоданом певицы Тумаков обливался потом, однако не показывал вида, что ему тяжело. А когда Веснушкина оглядывалась на него, он даже улыбался. Надо отдать должное Леночке, она не забывала подбадривать своего носильщика ответной улыбкой, от которой у Свинга всегда открывалось второе дыхание. Правда ненадолго, после чего Охрипычу опять приходилось подгонять нерасторопного Пашу.
– Не отставай, студент! – нарочито бодрым тоном покрикивал на него прапорщик, видимо решив преподать Паоло ускоренный курс молодого бойца. – Или тебя что, в твоем ГИМО, кашей не кормят?
В ответ Тумаков лишь обиженно бурчал что-то под нос. Не потому, что не желал затевать с прапорщиком скандал насчет его специфических «кирзовых» шуточек. У Паши просто-напросто не оставалось сил, чтобы возмущаться в полный голос, и студент предпочитал не растрачивать их по пустякам.
Обогнув очередной холм, мы неожиданно столкнулись с первым серьезным препятствием. Сразу за холмом проходил широкий – метров десять – ров неопределенной глубины. Именно неопределенной, поскольку дна у рва рассмотреть не удалось. Оно скрывалось в непроглядной темноте, что начиналась на глубине порядка полусотни метров. Причем граница мрака являлась настолько резкой, что казалось, будто во рву налит расплавленный гудрон. А может, дно провала и впрямь было чем-то залито, вот только поверхность этой жидкости абсолютно не отражала свет. Отвесные и идеально гладкие стены рва уходили буквально в никуда, словно недорисованное изображение на черном холсте.
Ров протянулся в длину как минимум на пару километров – отсюда не было видно ни его начала, ни конца. Но проблема переправы через непонятное сооружение не возникла. Мы вышли прямо к мосту, оказавшемуся аккурат на нашем пути, неширокому железному мосту без перил и каких-либо опор. А еще точнее – обычной стальной плите, переброшенной с одного края провала на другой. Конструкция моста была донельзя примитивной и оттого крайне непривычной. На обоих его концах стояло по шлагбауму, которые в данный момент были открытыми. Видимо, когда-то здесь находился пропускной пункт, со временем отслуживший свое и потому заброшенный, а перила, скорее всего, срезали уже потом нелегальные сборщики черного металла.
Какое, однако, удачное совпадение: мы двигались по бездорожью и могли выйти ко рву в любом месте, а очутились именно тут. Других же мостов поблизости не наблюдалось. Как, вероятно, и дорог – вряд ли бы тогда наш мост был построен вдали от них.
– Чем, интересно, вырыли этот «окоп»? – спросил Охрипыч, осторожно приближаясь к обрыву и заглядывая в провал. – Даже в ГДР, где я по молодости срочную служил, тамошние землекопы таких аккуратных траншей не копали. А тут гляньте: хоть бы камешек со склона осыпался! Срез почвы виден, как под стеклом, чес-слово.
– Наверное, здесь поработала та же штуковина, что распилила наш поезд, – высказал вполне здравую версию запыхавшийся Тумаков. – Гигантская аннигилирующая установка, что испаряет землю или телепортирует ее в другое место. Таким оружием легко и поезд вместе с рельсами и столбами уничтожить. Возможно, стрелочник на ближайшей станции что-то напутал и направил нас не по той железнодорожной ветке. А она вела на военный полигон для испытаний секретного оружия, типа штатовской «Зоны-51», причем прямо на стрельбище. Где мы с вами случайно и попали под раздачу. Бабах, и нет поезда. Блин, как все, оказывается, элементарно, а я-то голову парил! Зато теперь мы вправе требовать у правительства крутую денежную компенсацию за моральный и материальный ущерб. А если вдобавок выяснится, что нас облучили какой-нибудь заразой, так еще можно будет и пожизненную пенсию каждому выбить! В валюте! Короче, надо поднять шумиху и предъявить корпоративный иск сразу МПС и Министерству обороны…
– Ишь ты, какой грамотей выискался, – оборвал Пашу прапорщик. – Чего удумал: секретный полигон!.. Нет у нас в краю таких полигонов. Уж поверь, студент, я это точно знаю.
– Ага-ага, точно так же и американские военные журналистам талдычат: «О чем это вы? Какая «Зона-51»? Не знаем никакой такой зоны»! – закивал Тумаков, довольно потирая руки. – Но ведь вам и положено это отвечать, когда речь заходит о военной тайне! Было бы намного удивительней, признай вы сейчас, что я прав. Поэтому, чем больше вы, Архип Семенович, отпираетесь, тем больше нам кажется…
– Вам кажется, юноша! Нам пока ничего не кажется! – огрызнулась Агата. – Достал уже своими бестолковыми догадками! Лучше придумай, что в объяснительной будешь писать, когда придется за прогул отчитываться. «Я, Тумаков Павел, не приехал на сессию потому, что наш поезд был обстрелян из секретной пушки, которая забросила меня на полигон с летающими тарелками…» Прямо как маленький, елки-палки! Не все ли нам равно, что здесь за яма? Мост есть, и хорошо. Вперед!
И, перевесив поудобнее на плече сумку, уверенно, не оглядываясь, зашагала к переправе.
– Термоядерная баба, хоть и прикидывается снежной, – толкнув меня плечом, вполголоса заметил Охрипыч вслед Банкирше. – С характером. К такой на хромой кобыле не подъедешь. Эх, был бы помоложе и при деньгах, непременно приударил бы за Юрьевной.
– И впрямь, не тетка, а настоящая терминаторша, – поддакнул ему Свинг. – Только нервная какая-то. И вообще не в моем вкусе.
– Э-э, да чтоб ты в этом вопросе понимал, студент, – отмахнулся от него прапорщик и, обернувшись на переводивший дух арьергард, бросил: – Ладно, нечего прохлаждаться. Пару километров еще пройдем, а потом передохнем с полчасика. Как ты, батя? Сдюжишь?
– Рановато вы, Архип, меня в старые развалины записали, – с укоризной ответил дядя Пантелей. – Я, к вашему сведению, свои дачные шесть соток до сих пор без помощников вручную лопатой перекапываю и за грибами-ягодами тот еще ходок.
– Да это я, батя, для проформы спросил, – пояснил Хриплый. – Я ведь вижу, ты из тех стариков, кто жаловаться не привык, вот и решил участие проявить. У меня отец такой же, как ты, упрямец был: два инфаркта на ногах перенес, но так до смерти и не дал себя инвалидом признать… Матерый был человечище, куда матерее Льва Толстого…
Когда мы ступили на переправу, «терминаторша» уже почти добралась до противоположного берега. Однако не успела она сойти на твердую землю, как вдруг шлагбаум перед Агатой резко опустился и преградил ей путь. Упади эта толстая железная труба мгновением позже, и она точно съездила бы Банкирше по темечку.
– Эй! – возмутилась Агата, отпрыгнув назад. – Что за идиотизм! Предупреждать же надо! А если бы по голове?.. Кто это сделал? Я что, невнятно спросила? А ну иди сюда, шутник несчастный!
За спиной плетущегося позади всех Тумакова лязгнул по уключине второй шлагбаум. Никакого электронного механизма на нем не наблюдалось, и потому было решительно непонятно, кто и каким образом вздумал над нами подшутить. Мы замедлили ход и начали в замешательстве озираться. Неужели студент прав и здесь действительно расположена закрытая для свободного прохода территория? Но что за эксперименты на ней проводятся?
Шутники не заставили себя долго ждать. Как только мы догнали Банкиршу, тут же перед шлагбаумом словно из-под земли нарисовались три человека. Их одинаково неказистые, сутулые фигуры наводили на мысль, что троица сплошь состоит из близких родственников – возможно, братьев. В отличие от моих спутников я был знаком еще с одним членом этой семейки, который в данный момент здесь отсутствовал. Речь, естественно, шла о безликом Рипе – таком же уродливом и бесцеремонном ублюдке, как и эта братия. Разве что с лицами у них был полный порядок да одежда выглядела поприличнее, но в остальном фамильное сходство отчетливо прослеживалось.
Неизвестно, что случилось с лицом у Рипа, но на его месте я бы не слишком переживал об утрате такой физиономии: вытянутая, как в кривом зеркале, с непропорционально большими глазами, курносым до абсурда носом – ни дать ни взять, поросячий пятачок! – полным отсутствием губ и ярко выраженной прогнатией – аномалией прикуса, при которой верхняя челюсть выступает вперед гораздо дальше обычного. Плюс ко всему косматая троица, похоже, тоже слыхом не слыхивала ни о парикмахерских, ни о шампунях. В темноте я бы ни за что не отличил этих горбунов друг от друга. Но при свете дня (или в нашем случае – «зависшего» утра) кое-какие индивидуальные черты в каждом из них все же были заметны.
Одежда незнакомцев была напрочь лишена вкуса. Казалось, что она скроена по тем лекалам, на которых портные еще только осваивают азы своей специальности. Куртки, рубахи, штаны – все сшито примитивно и без изысков. Даже полевая форма нашего прапорщика в сравнении с одеждой горбунов казалась шедевром швейного искусства. С ботинками у них творилась похожая беда. Массивные, с тупыми квадратными носами, это были такие же, как у Рипа, «шлакоблоки» неимоверного размера, больше походившие не на приличную обувь, а на колодки каторжников.
При виде уродливой компании Банкирша растерянно попятилась. Неизвестно, с кем она собиралась учинить скандал, но только не с пучеглазыми мутантами, что, по всем приметам, дали деру из циркового фрик-шоу. Я обернулся, полагая, что увижу позади еще одну группу горбунов – загонять в ловушку, так по всем правилам, – но, вопреки опасениям, наш тыл оставался открытым. Однако что означал этот спектакль со шлагбаумами? Арест или всего лишь сбор дорожной пошлины?
– Кто вы такие? – стараясь вернуть голосу прежнюю уверенность, спросила Агата горбунов. – И что за выходки вы себе позволяете?
– Шестеро! – подытожил один из вертухаев, пересчитав нас взглядом. Горбун говорил с товарищами, а не с Банкиршей, которую, кажется, в упор не замечал. – Что-то мало шатунов для одного прорыва. Я думал, их будет как минимум сотня. После такой-то волны!
– Зато посмотри: они держатся вместе и движутся синхронно! – добавил второй. – Это уже нечто новенькое! Ведут себя так, словно разумные. И не припомню, Бик, когда в последний раз я наблюдал подобное за шатунами.
– Какой разум, о чем ты, Гус? – хохотнул третий. – Это у себя в Проекции они были разумными, а здесь шатуны – безмозглые сгустки живой материи, что просто сбились в кучу и двигаются на Свет.
– Взгляни-ка на этого, Рив. – Гус указал на пунцовую от возмущения Банкиршу. – Да ведь он же пытается нам что-то сказать!
– О, наконец хоть кто-то меня расслышал! – Агата театрально воздела руки к небу. – Да, у меня есть, что вам сказать! Или сейчас же дайте нам пройти, или отвечайте, на каком таком основании вы нас не пропускаете!
Но вертухаи будто сговорились не обращать на Банкиршу внимание.
– Вот интересно, о чем таком важном нам может поведать шатун? – Бик задал вопрос откровенно издевательским тоном, отчего сразу стало ясно – Гус сморозил несусветную глупость. – Лежит себе в Шлюзе да попискивает, как обычно. Ты еще скажи, что твой говорящий шатун знает о своей скорой отправке в Беспросветную Зону и умоляет тебя не делать этого!
– А давай ради интереса послушаем, что он пищит, – предложил обсмеянный Гус.
– Сроду не занимался такими глупостями, но раз ты настаиваешь… – Скептик Бик пожал плечами и, перегнувшись через шлагбаум, вылупился своими глазищами на Агату, как царь – на подкованную Левшой блоху.
Банкирша, естественно, не желала играть роль подопытного экспоната и снова повторила вертухаю свои требования. Только на сей раз они были озвучены более суровым тоном и дополнены угрозами пожаловаться кому следует в краевой администрации – согласно заверениям Агаты, у нее там имелись обширные связи. Мы с прапорщиком пока не вмешивались, но на всякий случай подошли к парламентерше поближе. Мне и Охрипычу очень не понравился взгляд, каким горбун пялился на Банкиршу. Если мы встретили каких-то ведомственных охранников, вряд ли они стали бы в открытую издеваться над нами, находясь при исполнении. Я же вдобавок предположил, что к Рипу эта троица не имеет никакого отношения, – иначе горбуны толковали бы сейчас со мной, а не с Агатой. А раз так, следовательно, вопрос о возврате армиллы на повестке дня не стоял.
Выслушав разгневанную женщину, Бик недоуменно посмотрел сначала на Гуса, затем – на Рива, после чего ошарашенно вымолвил:
– Это совершенно невероятно, но вынужден признать, что Гус прав. Нам и впрямь попался говорящий разумный шатун. Мало того, он не только разговаривает, но еще и видит нас! Иначе как объяснить, что он требует от меня пропустить его в Карантинную Зону?
– Наверное, это один из недавних ссыльных, который по ошибке был катапультирован не в Беспросветную Зону, а в ту Проекцию, что сегодня погасла, – предположил Рив. – Поэтому он еще не разучился видеть и слышать, как мы.
– Такие ошибки исключены, – возразил Бик. – Катапульта – единственная система Ядра, которая работает без сбоев. Пожалуй, мы действительно наткнулись на уникального шатуна. Но, в конце концов, разве его Проекция тоже не считалась самой уникальной и сложной из всех? Неизвестно пока, что за сбой ее уничтожил, но другой такой Проекции в ближайшее время Держателю не создать, это точно.
– Теперь ясно, почему эти шатуны движутся синхронно, – заметил Гус. – Один разумный просто тащит за собой пятерых обычных. Предлагаю захватить умника для исследования, а остальных катапультировать по стандартной процедуре.
– Согласен, – кивнул Бик. – Желательно, конечно, было бы отправить на изучение всю шестерку, но это чересчур хлопотно. Да и за уникума, боюсь, нас не похвалят – много ли от него проку? Но если хоть немного скостят срок до перевода в Ядро, и то хорошо. Ладно, я беру вожака, а вы займитесь остальными. Приступим…
Я как чуял, что наша встреча с горбунами завершится чем-то подобным – видимо, сказывался опыт общения с их родственником. Получив приказ, Гус и Рив вытащили из-под курток маленькие железные дубинки, которые в руках вертухаев тут же превратились в длинные – больше человеческого роста – копья. А пока приятели вооружались, Бик дотянулся до Агаты, схватил ее за шкирку и, будто игрушечную, перебросил женщину через шлагбаум на берег.
Я, Хриплый, а за нами и дядя Пантелей кинулись на выручку Банкирше. Но Гус и Рив выставили перед собой копья и, образовав на выходе с моста заслон, придержали нас на месте.
– Ты глянь, за вожаком потянулись, – хохотнул Рив. – Неужели и эти тоже разумные?
– А ну отпусти женщину, мудозвон! – сжав кулаки, набычился прапорщик. – Или думаешь, я твоей железной удочки боюсь? Руки прочь от Агаты Юрьевны! Кому говорю, выродок горбатый!
– Верещат чего-то, – доложил Гус Бику.
– Пускай верещат, – отозвался тот, хватая яростно брыкающуюся Агату под мышку. – Гоните их к Катапульте. Чем быстрее очистите Шлюз, тем лучше.
Так же, без чьего-либо вмешательства, шлагбаум открылся, и горбуны с копьями наперевес ступили на мост. А затем двинули на нас, вынуждая меня, прапорщика и остальных попятиться к лишенному перил краю моста. Какая участь ожидала «обычных шатунов», было ясно безо всяких комментариев. Копья с одной стороны, зловещая темнота – с другой… Небогатый выбор.
Впрочем, выбирать из двух зол мы и не собирались. Горбуны перли на нас нахрапом, явно полагаясь на то, что мы убоимся копий и попрыгаем вниз, предпочтя покончить жизнь самоубийством. Непонятно, с чего вдруг Гуса и Рива посетила такая уверенность. Видимо, в прошлом эта примитивная устрашающая тактика всегда срабатывала.
Но не сегодня. Едва вертухаи выказали нам свои агрессивные намерения, я и прапорщик, не сговариваясь, рванули в яростную контратаку. Мы предпочитали столкнуться с врагом на середине моста, а не у опасного края. Охрипыч при этом разразился шквалом такой свирепой брани, что ее тонизирующий эффект встряхнул даже меня.
Разъярившись не на шутку, я отшвырнул кейс и встретил несшегося на меня Гуса резким финтом и классическим хуком справа. Копье ударило в пустоту, а на короткой дистанции пользы от него уже не было. Мощный удар в челюсть не свалил массивного горбуна, по прошлому опыту я знал, что члены этой уродливой семейки – стойкие бойцы, с которыми довольно тяжело драться на кулаках. Поэтому, не останавливаясь, я отскочил Гусу за спину и крепко схватил его за ворот куртки. После чего, не давая противнику развернуться, подпрыгнул и двинул что было мочи локтем по вражескому затылку. И напоследок, не разжимая хватки, заехал три раза подряд коленом горбуну по почкам. Это, конечно, было уже не по благородным правилам, так ведь противники сами бросили нам вызов на таких бескомпромиссных условиях.
Каким бы крепышом ни был Гус, устоять на ногах после стольких сокрушительных ударов он не сумел. Почувствовав, что противник падает, я помог ему в этом и лишь потом отпустил ворот его куртки. Когда же вертухай рухнул на колени, я нанес ему по затылку повторный удар, только на сей раз каблуком. Не на того нарвался, копьеметатель хренов! Лингвист и не таких «легкоатлетов» обламывал!
А вот Охрипычу в этом бою пришлось туго. Знакомый с приемами штыкового боя, Хриплый тоже без усилий увернулся от разящего копья, однако с выбором дальнейшей тактики мой соратник прогадал. Желая обезоружить Рива, прапорщик вознамерился швырнуть горбуна через бедро и, пока тот падает, вырвать у него из рук копье – именно так Охрипыча обучали отбирать вражеские автоматы. Но Рив слишком крепко вцепился в оружие и, падая, увлек за собой худощавого прапорщика. А в партере с таким верзилой он был уже не борец.
Заработав от горбуна увесистую затрещину, Хриплый отлетел к краю моста. А пока он приходил в себя, Рив вскочил на ноги и бросился добивать противника. Но вместо этого получил между лопаток копье своего товарища, брошенное мной с расстояния в три шага…
Я едва не опоздал на выручку угодившему впросак Охрипычу, надеясь поначалу лишь оглушить Рива трофейным оружием, как оглоблей. Но, поняв, что горбун доберется до прапорщика прежде, чем я вмешаюсь, размахнулся и метнул копье в цель. И пусть раньше мне доводилось делать это лишь в далеком детстве, играя в рыцарей и индейцев, кое-какие метательные навыки у меня все же остались. Острие с хрустом вонзилось Риву в спину, отчего тот прогнулся, захрипел и грохнулся ниц в шаге от Хриплого.
Веснушкина пронзительно закричала. Да и как Леночке было не испугаться, когда у нее на глазах случилась столь жестокая «мокруха». Мне и самому на миг стало дурно от того, что я совершил. Но задумываться о последствиях было некогда – вторая наша красавица все еще находилась в лапах чудовища, которое могло сделать с ней все, что угодно.
Зарядив для пущей гарантии оглушенному Гусу ботинком в скулу, я кинулся на берег, где Бик пытался укротить строптивую Банкиршу. Агата же умудрилась каким-то образом вырваться из вражеских рук и бросилась было наутек. Но резвый, как молодой гамадрил, горбун в один прыжок настиг беглянку и теперь пытался ее утихомирить. От побоев Банкиршу спасало лишь то, что она являлась для Бика уникальным экспонатом – неким разумным шатуном. В противном случае ей, как и нам, непременно досталось бы на орехи.
Следом за мной уже бежал бравый прапорщик с трофейным копьем на изготовку. Меня это немного обнадежило – не очень-то хотелось связываться с Биком в одиночку. Наше счастье, что Гус и Рив оказались чересчур самонадеянны, за что и поплатились. Однако теперь, когда заводила этой банды понял, что мы не лыком шиты, нам следовало готовиться к отчаянному сопротивлению.
Вот ведь как порой бывает: едешь себе в какой-нибудь заштатный городишко стрясти должок с местного барыги и не ведаешь, что через сутки тебе придется участвовать в охоте на настоящих монстров…
Увидев нас, Бик выпучил и без того огромные глазищи, придавил пленницу ногой к земле и шустро выхватил из-за пазухи складное копье. Но когда оно оказалось у горбуна в руке, тому в лицо уже смотрел ствол моего «зиг-зауэра».
– Бросай пику! – гаркнул я, стараясь отчетливо выкрикивать каждое слово. По опыту общения с этими горбунами было очевидно, что у них серьезные проблемы со слухом. – Бросай, тебе говорят!
– Мы ошиблись: они и впрямь все разумные, – проговорил Бик. – Шесть разумных шатунов! В Карантинной Зоне! Какой ужас!
И замахнулся копьем. Чего он хотел – метнуть оружие в нас или прикончить пленницу, – я выяснять не собирался. Расстояние до врага было небольшое, и ничто не загораживало мне цель. Я всадил Бику пулю в глаз с первого же выстрела. Она снесла горбуну полчерепа, и моя вторая жертва завалилась навзничь подле Банкирши. К раскрасневшемуся от борьбы лицу Агаты прилипли ошметки вражеского мозга, но она этого даже не заметила. Шустро вскочив с земли, Банкирша в испуге кинулась прочь от трупа, словно он должен был вот-вот взорваться.
Прапорщик отбросил копье и поспешно изловил Агату за руку – ослепленная страхом женщина могла ненароком сорваться с обрыва в ров.
– Стоять, не дергаться! – осадил Охрипыч «терминаторшу», которая в данный момент не отдавала отчета своим действиям. Агата начала было брыкаться, но быстро сообразила-таки, кто ее держит, после чего угомонилась.
– Эй, сюда! Сюда, скорее! Спасите!..
Не успел я прийти в себя после очередного убийства, как вновь несся сломя голову на зов о помощи. Кричали на мосту, причем теперь Леночке вторили ее старый и молодой опекуны. «Рехнуться можно, – мелькнуло у меня в мыслях. – Столько крови за одно утро… Да когда же это закончится!»…
Новую панику навел Гус. Он на удивление быстро пришел в себя, несмотря на то, что его голова выдержала несколько нокаутирующих ударов подряд. Когда я взбежал на мост, горбун уже стоял на ногах, выдирал копье из спины поверженного товарища и не сводил остервенелого взгляда с Веснушкиной, дяди Пантелея и Тумакова. Как и в прошлый раз, Паша самоотверженно прикрывал собой Леночку, а Иваныч не менее самоотверженно защищал их обоих. Гус мог при желании легко насадить всю троицу на одно копье, как перепелов – на вертел.
Я не стал стрелять – побоялся, что впопыхах зацеплю кого-нибудь из спутников, – поэтому, как бежал, так и врезал с ходу каблуком в спину горбуна.
Гус поздно догадался, кого из «шатунов» ему следует опасаться в первую очередь. А когда догадался, то уже летел с моста во мрак с воплем, в котором было столько отчаяния, что у меня мурашки побежали по коже. Горбун не издал ни звука даже тогда, когда я пинал его по почкам. Похоже, теперь в удаляющемся вопле врага вырвалась наружу вся его боль – и пережитая, и та, что еще ожидала Гуса во мраке пропасти…
Ну и подфартило мне сегодня, думал я, переводя дух и глядя вслед канувшей в провале моей третьей жертве. Если налетчики состояли в какой-нибудь местной организованной преступной группировке, то-то развеселая жизнь грозила настать для меня со дня на день. Пристрелил я в поезде Рипа или все-таки нет, еще неизвестно, но насчет гибели банды горбатых можно было не сомневаться.
Впрочем, предсмертный полет Гуса подкинул мне весьма недурную идею, как избавиться от тел. Конечно, было бы нелишне избавиться заодно и от свидетелей… Ну нет, это, пожалуй, чересчур! Мыслимое ли дело: убить пятерых человек, чтобы они не рассказали никому, как я убил троих мерзавцев, которых пришлось прикончить, спасая жизни этим пятерым…
Прямо театр абсурда какой-то! Я что, по-вашему, вконец спятил?.. Да вроде бы нет. Ну а раз нет, значит, нечего даже думать о том, чтобы поднять руку на моих товарищей по несчастью…
И какой только вздор не втемяшится в разгоряченную голову!..
Несмотря на наш с прапорщиком «паевой» вклад в борьбу с кучкой горбатых отморозков, моя и без того сомнительная репутация стала с той поры еще сомнительней. Охрипыч, Свинг, Банкирша, Леночка и дядя Пантелей словно прочли мои шальные мысли, в которых я избавлялся от товарищей как от опасных свидетелей, после чего и стали чураться меня как кровожадного маньяка…
Нет, конечно, никто из них на самом деле телепатом не являлся (или, по крайней мере, не признавался в этом) и не мог ни прочесть, ни даже угадать мои мысли. К тому же я изгнал их из головы сразу, как отошел от края моста. Причина возникшей между мной и спутниками неприязни крылась в другом.
Пока они с жаром обсуждали на берегу очередное происшествие – особо неистовствовали, естественно, Банкирша и Охрипыч, коим в этой драке досталось больше всех, – я надел перчатки и начал методично уничтожать за собой улики. Само собой, что опытного криминалиста мои уловки не провели бы. Но путешественники, которые могли пройти здесь после нас, вряд ли заподозрили бы, что на мосту случилось тройное убийство. Вдобавок на руку мне играло и то, что из мертвецов, как и в случае с Рипом, тоже не вытекло ни капли крови. Это косвенно подтверждало мои догадки о внеземном происхождении странных агрессивных горбунов.
Я педантично соскреб с земли кусочки черепа и мозга Бика и внимательно изучил их. Кость как кость, а вот бескровная плоть хоть и имела нормальный «человеческий» цвет, на ощупь напоминала хорошо отжатую губку – влажную, но мокрых следов почти не оставляющую. Занятно. Так с кем же я все-таки, черт побери, столкнулся?
Оружие инопланетян выглядело предельно просто и походило на спортивные копья – подобие гигантских игл, без каких-либо технических наворотов. Правда, с одним «но»: я своими глазами видел, как копья без труда помещались у врагов за пазухой. Каким образом раскладывались эти, на вид примитивные, словно лом, орудия, было абсолютно необъяснимо. Брать их с собой являлось бессмысленным и даже опасным. Вдруг нам навстречу попадется другая, менее агрессивная группа горбунов, с которой можно будет разойтись по-мирному? Попробуй-ка сделай это, держа в руках трофейное оружие на боевом взводе.
Мне посчастливилось отыскать даже пулю, что разнесла голову Бику. Сплющенный свинцовый комочек застрял в толстой коре ближайшей сосны. Выколупав его, я не стал выбрасывать эту улику в пропасть, а сунул пулю в карман, намереваясь избавиться от нее подальше отсюда.
– Что это вы делаете, Глеб Матвеевич? – всплеснула руками Леночка, заметив, как я за ноги волоку тело Бика к мосту. Судя по подслушанному мной краем уха разговору, товарищи уже собрались выразить мне коллективную благодарность. Однако при виде того, чем я занимаюсь, они вмиг прикусили языки и уставились на меня с искренним изумлением.
– Избавляю вас и себя от ненужных проблем в будущем, – ответил я, продолжая буксировать, надо заметить, отнюдь не легкий труп. Помогать мне, естественно, никто и не подумал. По инициативе Агаты наша подвергшаяся нападению компания решила написать по пути в город заявление в милицию. Мое же откровенно противоправное заметание следов шло вразрез с планами товарищей и оттого вызвало общее неодобрение. Правда, только словесное. Препятствовать мне чинить беззаконие силой желающих не отыскалось. Как, впрочем, и открыто скандалить – совесть у этих людей все-таки была.
Качая головами и охая, спутники с угрюмыми минами пронаблюдали, как я сталкиваю в провал трупы и швыряю во мрак трофейные копья. Что ни говори, тяжко избавляться от мертвецов в компании законопослушных граждан, чьи укоризненные взоры, того и гляди, пробудят твою давным-давно спящую в анабиозе совесть. А она и так в последнее время что-то слишком часто стала ворочаться. Как бы и впрямь не проснулась, мерзавка. Только сейчас мне ее не хватало, в нагрузку к высокоморальным попутчикам!
– Поверьте, так будет лучше для всех нас, – заявил я товарищам в свое оправдание. И чего расшаркиваюсь, спрашивается? Рыкнул бы на них, и дело с концом… – Забудьте о милиции – к чему нам эти лишние разбирательства? Будто с поездом проблем недостаточно. Ублюдки сами нарывались, вот и допрыгались. И вам я настоятельно советую держать язык за зубами. Это вовсе не угроза, а обычная дружеская рекомендация. Давайте сделаем так, чтобы все, что тут произошло, осталось нашей маленькой общей тайной. Идет?
В ответ – лишь угрюмое молчание. Да, чую, хлебну я с вами горя, господа. В такой ситуации и один свидетель – помеха. А столько, сколько их у меня, – это уже пятикратный форс-мажор. И потому, если все же выберусь из этой заварухи чистеньким, буду считать, что выиграл в своей лотерее-жизни настоящий джек-пот.
– Похоже, вы знаете что-то такое, о чем мы не догадываемся, – многозначительно прищурившись, заявила Банкирша. Я еще в поезде понял, что за этой хитрой бестией нужен глаз да глаз. Судя по ее настороженному ко мне отношению (на прочих наших попутчиков Агата посматривала с нескрываемой снисходительностью), она думала обо мне точно так же.
Мы с Банкиршей были двумя матерыми хищниками в одной стае. Мы почти открыто презирали друг друга, скалили зубы по поводу и без, однако в драку упорно не вступали. Каждый из нас опасался вовсе не клыков соперника. Просто мы знали, что, когда наступит время охоты, нам волей-неволей придется действовать сообща, в одной команде. Поддержание этого пусть худого, но мира являлось для нас необходимым условием общей победы. Поэтому мы и сохраняли между собой взаимовыгодный паритет, поскольку оба терпеть не могли проигрывать.
– Если и знаю, то ненамного больше вашего, – уклончиво ответил я, после чего все же слегка приоткрыл карты: – Мне уже приходилось сталкиваться с этими людьми. Прошлая наша встреча завершилась не лучшим образом.
– Случайно не у меня ли в вагоне вы с ними дрались? – полюбопытствовал дядя Пантелей, который быстро сопоставил факты и связал концы с концами.
– Это что, перекрестный допрос? – буркнул я, но, поскольку ругаться с Иванычем мне не хотелось, предпочел признаться: – Да, дядя Пантелей, тот исчезнувший человек действительно был похож на этих троих. И он тоже пытался меня убить.
– Не иначе, браток, у тебя с ними какие-то счеты, – включился в дознание прапорщик. – И, судя по всему, крупные.
– Не понимаю, о чем ты, Охрипыч, – изобразил я недоумение. – Если у них и есть с кем-то из нас счеты, то явно не со мной. – Я кивнул на Банкиршу: – Это с Агатой горбатые хотели потолковать по душам, а от меня, тебя и остальных собирались избавиться. Может быть, в поезде эти уроды просто не в то купе заглянули?
Банкирша отреагировала на мое вопиющее и полностью надуманное обвинение весьма бурно. Обозвав горбунов извращенцами, а меня «по старой дружбе» – всего лишь бессовестным человеком, Агата разгромила мою лживую, но не лишенную логики теорию на корню. Контрдоводы у «терминаторши» были железные. Она крыла тем, что я здесь – единственный, кто заинтересован в избавлении от улик. А вот Агата и прочие намеревались поступить согласно букве закона и подключить к расследованию этого преступления местные органы правопорядка.
– Не удивлюсь, если выяснится, что вы, Глеб, причастны еще и к крушению поезда! – заявила Банкирша напоследок. Метко и безапелляционно, словно вогнала гвоздь в крышку моего гроба. И никакого тебе спасибо за помощь. Вот и спасай после этого благородных дам из лап извращенцев! Так и чесался язык заявить в ответ: «Не по понятиям ведете себя, милочка, ой, не по понятиям…»
Оскорбительный выпад Банкирши запал в душу не только мне, но и остальным. Теперь на меня смотрели чуть ли не как на вражеского пособника и виновника постигших нас бед. Даже дядя Пантелей угодил под груз этих сомнений и не мог скрыть свое ко мне подозрительное отношение. Разве что Охрипыч все же поблагодарил меня за то, что я успел вовремя проткнуть его несостоявшегося убийцу копьем. Но и Хриплый выразил мне признательность с оглядкой на остальных – очевидно, беспокоился, что спутники вдруг решат, будто прапорщик надумал вступить в сговор с недобропорядочным гражданином Свекольниковым.
«Да и клал я на всех вас с прибором! – раздраженно подумал я, дистанцировавшись от этого неблагодарного сообщества. – Доберемся до города, и поминайте, как звали. В конце концов, нам с вами детей не крестить. А решите сделать меня козлом отпущения, так это еще постараться надо. Уйду в «несознанку», найму адвоката, и тогда попробуйте припереть Лингвиста к стенке за отсутствием прямых доказательств его вины. Ишь чего удумали: поезд на меня повесить! Не выгорит!..»
Впрочем, если по совести, то насчет поезда Агата явно была права – к аварии на железной дороге Лингвист имел непосредственное отношение. Я искренне надеялся, что в передней части поврежденного вагона – где бы тот сейчас ни находился – тоже обошлось без жертв, а сам поезд не сошел с рельсов. Заносить в список собственных грехов такой ощутимый довесок мне не хотелось.
В тот момент я и не ведал, что на мне уже висит столь чудовищный грех, в сравнении с которым крушение поезда выглядело как поджог скворечника рядом с Хиросимой и Нагасаки, вместе взятыми…