Часть первая
Добро пожаловать в шпионы
Начало восьмидесятых годов девятнадцатого века. В российском обществе царят настроения, близкие к паническим. Кровавая волна терактов потрясает столицу и губернии. После убийства в марте 1881 года Александра Второго призрак «Народной воли» приобретает все более осязаемые демонические черты. В обществе нервозность! Общество расколото! Царь-освободитель убит во имя самих освобожденных, как это понять?
Самые просвещенные идеи и при этом самые варварские методы их воплощения. Ничто не свято: ни вера, ни царь, ни отечество. Это и притягивает, и отталкивает.
Машина политического сыска работает денно и нощно. Нужен результат, скорый и беспощадный, допустимы любые средства. Надо рубить головы гидре, пока она не окрепла, пока не осознала свое могущество, не завоевала сердца, не отравила наркотическим ядом вседозволенности мятежные, но еще не окрепшие юные души.
Секретная полиция, подгоняемая самыми высокими инстанциями, активно выявляет бомбистов и их идеологов, вербует агентов в потенциально опасной среде, устраивает самые изощренные провокации.
Георгий Порфирьевич Судейкин тоже не знал покоя и отдыха, со службы приходил поздно, усталый и нервный. Глядя на своего измученного супруга, жена ни словом не попрекала его за частые задержки, ночные отлучки, невнимание к себе и сыну. Вот и сегодня Георгий Порфирьевич появился дома в девятом часу вечера. Он грузно поднялся по лестнице, одним движением скинул шинель и фуражку прислуге. Сел в кресло перед камином, дал стянуть с себя сапоги, устало вытянул ноги, расстегнул форменный сюртук и так сидел неподвижно некоторое время в полной тишине, ожидая, пока позовут к столу. Полумрак нарушал только эполет, серебром поблескивавший в отсветах огня.
Из головы не выходил сегодняшний разговор с Директором департамента полиции. «Вот так взять и в одночасье отдать лучших, – с некоторой досадой думал полковник, – только все стало налаживаться. Хотя, справедливости ради, Плеве, скорее всего, прав. Русские радикалы слишком вольготно зажили в либеральной Европе, находя там и безопасный кров, и деньги, и все необходимое для подготовки акций на Родине».
Подошла жена, жалея взглядом, молча погладила супруга по голове, он поцеловал ей руку и позволил себе улыбнуться. Жену это приятно удивило, давно она не видела такой столь любимой улыбки на изрядно уставшем лице своего благоверного.
– Как Сережа? – произнес Судейкин первые за вечер слова.
– Хорошо, сегодня такую картинку нарисовал-просто прелесть какую. У него определенно талант.
– Это действительно хорошо. Надо развивать, может, что и выйдет, коли талант.
За дверью прислуга позвякивала столовыми приборами, наконец, дверь отворилась, горничная молча встала в проеме.
– Пойдем, Георгий, отужинаем. – ласково сказала супруга.
– Вот и славно, вот и пойдем, – сказал Георгий Порфирьевич и улыбнулся опять.
Свет из гостиной высветил еще совсем молодое лицо полковника. Да, руководителю Секретной полиции подполковнику Судейкину было всего тридцать два года. Для придания большей солидности ему даже приходилось носить окладистую бороду.
Нет, Георгий Судейкин не был чьим-то сынком или лизоблюдом, положившим все на алтарь успешной карьеры, хотя честолюбия молодому дворянину было не занимать. В 1877 году Судейкин перевелся из армии в Отдельный корпус жандармов и двадцатисемилетним штабс-капитаном начав новую карьеру в Киевском губернском жандармском управлении, а уже через четыре года заправлял политическим сыском в столице. К тому времени о нем слагали легенды. Георгий Судейкин действительно продвинулся, нет, не продвинулся, а взбежал по служебной лестнице до самых высоких чинов, но вовсе не благодаря протекциям, а исключительно своим незаурядным способностям и служебному рвению.
Заняв свою первую должность, Георгий Судейкин быстро понял, что «Народная Воля» и есть ключ к его карьерному успеху. В некотором смысле он благодарил Бога за существование столь одиозной организации. Судейкин начал действовать, благо его начальник, генерал Павлов, будучи в годах и с ленцой, счел за лучшее не мешать молодому штабс-капитану.
И тогда жандармский офицер, переодевшись в партикулярное платье, что в общем-то не приветствовалось, начал встречаться со студентами и разночинцами. Благодаря уму и личному обаянию он довольно быстро находил общий язык с молодыми людьми, – почти такими же молодыми, как и он сам. В этих многочисленных встречах Судейкин понял, что, с одной стороны, среди студентов и даже самих народовольцев масса душ еще не определившихся, мятущихся, много людей, зачастую несправедливо обиженных властью просто в силу своей национальной или классовой принадлежности. С другой же стороны, в этой среде много персоналий энергичных, склада авантюрного, жаждущих чего-то острого, живого, настоящего. Далеко не все тянулись к террористам, не все грезили высокими мечтами об освобождении от оков самодержавия и народном благоденствии. Вот среди этих юнцов авантюрного склада, а вовсе не профессиональных агентов Судейкин и нашел самых эффективных своих помощников. Он применил единственно надежное и по-настоящему убийственное оружие против террористов. Провокаторы – так называлось это безотказное оружие. Ощущение реального риска, серьезные деньги, возможность сделать головокружительную карьеру, – именно эти факторы ковали тайную армию Судейкина.
За довольно короткое время штабс-капитан сплел паутину, в которую стали попадаться ненадежные элементы. Некоторых из них вербовали, некоторых арестовывали, а кто-то и бесследно исчезал.
Среди жандармских офицеров Судейкин выискивал таких же амбициозных, честолюбивых молодых людей, как и он сам. Близкие по складу характера провокаторы и жандармы быстро находили общий язык и начинали работать вместе.
Одним из таких несомненно талантливых жандармских офицеров был Петр Станиславович Рачевский, происходивший из довольно древнего, но мелкопоместного и обедневшего шляхетского рода. Образование его было неясным, но благодаря своему живому уму и энергии Рачевский, будучи чиновником одного из самых низших разрядов, по почтовой части, обратил на себя внимание Судейкина. Почтовое ведомство и департамент полиции весьма близко сотрудничали. Вскрытие подозрительной корреспонденции было делом обычным.
Однако физически невозможно перлюстрировать все почтовые отправления, да и без надобности. Вот Рачевский и выявлял в потоке писем те, которые, по его мнению, могли заинтересовать жандармов. Делал он это с удивительной точностью. Такого рода эпистолы всенепременно попадали на стол Судейкину. Судейкин, отметив это, попросил главу почтового ведомства поблагодарить старика Горюнова, начальника «черного кабинета», как его в шутку называли. «Черным кабинетом» на полицейском жаргоне и называлось то помещение, где производилась перлюстрация. Однако вскоре узнал, что Антон Павлович Горюнов, получив «Владимира» с надписью «35 лет», – имелось в виду 35 лет беспорочной службы, – вышел в отставку по возрасту и состоянию здоровья, а его место занял совсем молодой губернский секретарь Петр Рачевский.
Судейкин решил встретиться с толковым чиновником.
Рачевский вошел в кабинет высокого полицейского чина, некоторая сконфуженность читалась на его лице. Добавило ему-щения и то, что полицейский начальник выглядел отнюдь не старше его самого.
– Добрый день, Петр Станиславович, присаживайтесь, – как можно мягче произнес Судейкин, понимая робость Рачевского.
– Добрый день, ваше благородие, – сказал Рачевский и присел на стул.
– Меня зовут Георгий Порфирьевич, и впредь попрошу называть меня именно так. Хорошо?
– Хорошо, – тихо вымолвил Рачевский.
Судейкин некоторое время разглядывал своего визави, составляя первое впечатление, которое впоследствии, как правило, оказывалось верным.
Высокий, слегка дородный, с округлыми, располагающими к себе чертами лица. Пышные усы, живые черные глаза, с иногда проскальзывающей чертовщинкой. Интуиция подсказывала Судейкину, что толк будет.
– Итак, я вызвал вас, чтобы поговорить о вашей дальнейшей карьере. Я с некоторых пор наблюдаю за вами. Признаюсь честно, мне импонирует, то, как вы относитесь к своей службе. Ваши доклады к подозрительным почтовым отправлениям составлены логично и грамотно.
– Спасибо, ва…, извините, Георгий Порфирьевич, – зардевшись, произнес Рачевский и позволил себе улыбнуться. Улыбка эта оказалась магически завораживающей.
– В своем последнем докладе вы обратили внимание на письма некоей юной особы Бабичевой, казалось бы, не вызывающие никаких подозрений. Однако мы проверили эту переписку, и ваши подозрения подтвердились. Несмотря на свое дворянское происхождение, эта студентка явилась активной участницей одной из незаконных и весьма опасных организаций. Объясните логику ваших рассуждений. Почему вы обратили внимание на эти письма?
– Видите ли, причин было несколько. Я заметил, что писем рассылалось очень много, география их была довольно широка, и адресаты находились в тех городах, где особенно сильны революционные настроения.
– Так, так, весьма интересно. Продолжайте.
– Если даже предположить, что девушка имеет многочисленных родственников и, несмотря на свой юный возраст, успела обзавестись широкими дружескими связями в разных губерниях, то письма эти не похожи на девичьи. Девицы обычно пишут письма пространные и изрядно сдабривают их духами, отчего те выглядят эдакими ароматическими подушечками. Здесь же совсем другая картина. Письма короткие, скорее похожие на записки, да, и еще написаны на разной бумаге. Юные особы обычно пользуются листочками из одной и той же тетради или альбома.
– Как вы определяете, что письма написаны на разной бумаге?
– На ощупь. Если слегка потеребить конверт, то бумага гнется и шуршит по-разному. Я предположил, что письма на самом деле написаны разными людьми, а Бабичева их только подписывает.
– И оказались правы. Очень хорошо, – довольно произнес Судейкин. – Знаете ли, я ознакомился с вашим досье и был несколько удивлен. Сейчас очень модно ругать полицию, и упаси боже иметь с ней хоть какие-то контакты, я уж не говорю о том, чтобы служить в ней. Вы же, как я понял, весьма лояльно относитесь к нашей службе. Более того, из вашего неформального подхода видно, что вы искренне желаете помочь нам. Или я неправ? Не стесняйтесь, говорите, как есть, в данном случае, ваше мнение не будет иметь для вас каких-либо дурных последствий.
– Искренне скажу, почтил бы за честь служить в Департаменте полиции.
– Почему? Только не говорите мне о патриотических чувствах и любви к государю императору.
– Я достаточно умен и честолюбив, однако влиятельных патронов и состоятельных родственников у меня нет, пришлось идти куда взяли. Поскольку батюшка сам служил в Херсонской губернии по почтовому ведомству, то и сделал мне ту протекцию, которую смог. А какую карьеру при всем своем усердии я могу сделать на почте? Перебраться из младших сортировщиков в старшие? Сами понимаете. Но мне вовсе не чужды идеи патриотизма, и к Его Величеству я отношусь со всем почтением. А методы господ народовольцев и иже с ними не воспринимаю. Глупо как-то, страшно и кроваво, – вполне серьезно и с убеждением ответил Рачевский.
Судейкин взял паузу и опять стал внимательно разглядывать молодого человека. Взгляд его, казалось, проникал в самые дальние уголки души собеседника.
– Вот и договорились, Петр Станиславович. Что же, думаю, синий мундир будет вам к лицу, – сказал Судейкин и слегка улыбнулся. А первым вашим заданием станет вербовка госпожи Бабичевой.
– Но как же? У меня нет никакого опыта.
– В почтовых делах у вас тоже не было никакого опыта, однако вы справляетесь много лучше вашего предшественника. Мне кажется, что это задание вам под силу, дерзайте, проявите себя. У каждого человека есть слабое место, та ниточка, тот нервик, за который нужно дернуть. Самое главное – нащупать его. Госпожа Бабичева не революционерка, она в силу своей эксцентричности и некоторой авантюрности следует за модными тенденциями, хочет быть на пике и в гуще событий, однако не осознает всех последствий. Особа она впечатлительная, сюда и бейте, действуйте решительно. Времени на особые вникания нет. Пора жаркая, вы сами изволите видеть, что террористы весьма активны. Общество вполне справедливо ждет от правоохранительных органов положительных результатов. Так что завтра явитесь в почтовое ведомство и начинайте оформлять свое расставание с данным учреждением. Дабы не было проволочек, ваше руководство получит соответствующие распоряжения сегодня же. Засим прощаюсь с вами и до скорой встречи.
– До свидания, – в некотором замешательстве попрощался Рачевский и покинул кабинет своего нового начальника.
Георгий Порфирьевич не ошибся в своем выборе. Природная интуиция не подвела. Рачевский оказался толковым офицером, который поразительно быстро вошел в курс дела. Петр Станиславович начал ковать свою карьеру на новом поприще и при этом служил Отечеству.
Вскоре, при участии уже и поручика Рачевского, была разгромлена одна из наиболее опасных ячеек «Народной Воли», готовившей в Киеве ряд политических убийств и террористических актов.
Главным агентом Георгия Порфирьевича в этом деле стала, как ни странно, Ирина Михайловна Бабичева. Госпожа Бабичева, действительно, была подвержена всем новомодным идеям сразу, потому как хотела быть девушкой самой современной. Она очень интересовалась идеями феминизма, эмансипации, демократии, но более всего была неравнодушна к французской моде и эксцентрическим молодым людям. Заприметив данную особу и наведя некоторые справки, Судейкин начал действовать решительно.
Этим солнечным днем Бабичеву без лишних свидетелей просто взяли под белы рученьки, посадили в закрытую карету и привезли в жандармское управление.
Далее весьма напуганную дамочку привели в кабинет Георгия Порфирьевича.
Судейкин тем временем находился в кабинете Раневского.
– Петр Станиславович, сейчас не до экспериментов, посему все ж таки первый разговор с нашей новой подопечной проведу я. Вы будете присутствовать при этом и учиться, впитывать как губка. Пойдемте, не будем заставлять даму ждать.
Они направились в кабинет Судейкина.
Георгий Порфирьевич решительно прошел к своему столу, рядом с которым сидела симпатичная молодая особа. Даже испуганное состояние не портило приятные черты ее лица, а припухшие чуть полноватые губки и налившиеся слезами карие глаза так и вовсе вызывали сочувствие и желание проявить галантность.
Рачевский скромно присел несколько поодаль.
– Ну-с, Ирина Михайловна, давайте знакомиться, – бархатным тенорком почти приветливо обратился к задержанной офицер довольно приятной наружности, – меня зовут Георгий Порфирьевич. Я имею честь служить в жандармском управлении, где мы сейчас и находимся. Прошу сразу извинить за моих нукеров, они бывают несколько грубоваты. Может, повелите подать чаю?
Под воздействием этого вкрадчивого голоса и вежливого обращения первый испуг прошел. Бабичева стала рассматривать офицера и нашла его весьма недурственным в этой красивой синей форме с серебряными эполетами. Девушке очень нравились мужчины в мундирах.
– Отчего я здесь? – несколько с вызовом спросила девушка.
– Давайте я все же велю подать чаю, и мы спокойно побеседуем. Вам с лимоном?
– Да, с лимоном.
– Вот и ладно.
Судейкин вызвал дежурного и сделал необходимые распоряжения.
Вскоре чай подали.
– Так вот, Ирина Михайловна, по роду своих занятий я довольно близко познакомился очно и заочно с рядом радикально настроенных молодых людей, с которыми общаетесь и вы.
– Я никого выдавать не стану, – резко бросила Бабичева.
– А я не стану от вас этого требовать. Более того, о том, что вы здесь, ваши товарищи не знают и никогда не узнают, если вы сами не обмолвитесь об этом казусе.
– Тогда зачем вы меня похитили?
– Ну, это можно назвать похищением с большой натяжкой, вас тайно вывезли-для вашей же безопасности. Согласитесь, не мог же я назначить вам встречу в городе, в этом случае наша беседа могла быть замечена вашими знакомыми, что могло бы повлечь за собой весьма печальные для вас последствия. А побеседовать просто необходимо. Дело в том, что ваши друзья попали в поле зрения полиции, и у нас заведены досье на многих из них.
– И на меня?
– Да, конечно, и на вас тоже. Так вот, смею вас заверить, что я знаю этих людей несколько больше, чем вы, поскольку наши источники информации весьма серьезны, а вы пользуетесь только личными впечатлениями.
– Не пытайтесь очернить моих товарищей, они люди честные и благородные.
– Конечно, конечно. Но давайте обратимся к фактам. Я сейчас не стану называть фамилий, но скажу следующее. Среди ваших знакомых есть, по крайней мере, два убийцы. Мы пока не можем это доказать, но, уверяю вас, это дело времени. Кроме того, нам доподлинно известно, что готовится несколько терактов. Могут пострадать не только те, против кого направлены эти акции, но и случайные люди, как это было два месяца назад в Одессе. Погибли гимназистка, просто проходившая мимо в то время, когда случился взрыв, и кучер, управлявший пострадавшей пролеткой. У кучера, между прочим, остались двое малолетних дочерей, а он был единственным кормильцем в семье. Что их теперь ждет, панель?
– Это ваши домыслы. Почему я должна вам верить?
– А какой мне смысл лгать вам, Ирина Михайловна? Разве ваши товарищи не обсуждали при вас будущие убийства? Убийство, Ирина Михайловна, – всегдаубийство, какими бы благими помыслами оно ни прикрывалось. Мы сейчас говорим с вами только потому, что я никак не могу понять, что вас, родовитую дворянку, связывает с этими людьми, низкими как по происхождению, так и по делам своим. Ваши предки и ныне здравствующие родственники отдавали и отдают себя служению Отечеству. Я мог бы назвать немало славных имен, да вы и сами их прекрасно знаете. А если завтра злодейство будет направлено против ваших близких? Ведь любой из них может быть признан сатрапом, служащим не Отечеству своему, а ненавистному режиму. А ваши друзья вовсе не безгрешные ангелы небесного воинства. Я открою вам маленькую тайну, основными нашими успехами в борьбе с организациями, подобными «Народной Воле», мы обязаны предателям из числа членов этих сообществ. Да, да, за деньги, или с целью выместить нанесенную обиду, или же в силу авантюрного склада характера, они выдают своих соратников. Каков будет удар по вашим добропорядочным родственникам, ежели они узнают, с кем вы так легкомысленно связали судьбу свою? А может, вы решили порвать родственные узы, в силу, так сказать, своих новых жизненных убеждений?
– Нет, я вовсе не собиралась рвать со своими родственниками и со своей семьей-несколько обескуражено ответила юная революционерка. – Вы что же, предлагаете и мне стать предательницей?
– Перестаньте, отрезвитесь, коли уж вы попали в эту среду и вам вскружили голову новомодные идеи, подумайте, какую судьбу эти якобинцы уготовили в том числе и вам. К чему приведет эта вакханалия? Приведет она только к хаосу и уничтожению России изнутри, чем очень поможет нашим иностранным недругам, коих число, поверьте мне, немало. Я хочу помочь вам разобраться в сложившихся обстоятельствах. Поймите, вы уже взрослый человек, а бомбы и револьверы-это не игрушки, и спрос с вас будет соответствующий. Если вы находитесь в этом кабинете, значит, материал на вас уже есть.
– Так что же мне делать? – растерянно спросила юная особа, готовая расплакаться.
– Послужить Отечеству, Ирина Михайловна!
– Как?
– А вот это, Ирина Михайловна, я вам расскажу при нашей следующей встрече. Сейчас вы в другом кабинете подпишете несколько бумаг, после чего вот этот молодой офицер скрытно отвезет вас в безопасное людное место. Знакомьтесь, его зовут Петр Станиславович Рачевский. Он тоже будет с вами работать.
– Хорошо, – всхлипывая, произнесла Бабичева.
– Я рад вашим слезам, Ирина Михайловна, ибо это слезы очищения.
Вызванный дежурный проводил заплаканную дамочку.
– Браво, я бы не поверил, если бы не видел это собственными глазами, честное слово – невольно вырвалось у поручика.
– Спасибо, – спокойно сказал Судейкин – Однако необходимо понимать, это только первый шаг. Агент должен работать, давать информацию постоянно, всю без остатка, нельзя отмахиваться ни от чего. Наша же задача сосредотачивать внимание агента на главном, старательно принимать и анализировать все, что от него поступает, даже самые мелочи, самые, на первый взгляд, незначительные факты, раскладывать все это по полочкам и делать выводы. Агент должен всегда находиться в поле зрения, иначе у него могут возникнуть фривольные мысли, глупые идеи о том, чтобы, например, вырваться из наших тисков. Ну ладно, проводите даму.
Вскоре Ирина Михайловна стала выполнять все задания Рачевского, а, значит, и Судейкина.
Надо сказать, что господ террористов дворянка Бабичева интересовала в основном, как приятная, хлебосольная владелица большой и, как они считали, надежной квартиры, где под видом безобидных светских вечеринок можно было обсуждать революционные планы.
Теперь Судейкин был в курсе всех событий. Благодаря талантливым докладам своего нового офицера и собственной фантазии, он как будто сам участвовал в собраниях южного подразделения «Народной Воли». Судейкин не подгонял ситуацию, а, как опытный охотник, ждал своего момента, и этот момент не преминул случиться. Однажды агент в юбке сама запросила встречу, да еще в неурочный час.
Судейкин был несколько взволнован этими обстоятельствами.
Он приказал Рачевскому встретиться с Бабичевой незамедлительно.
– У нас была сходка, – дрожа от волнения, резко бросила Бабичева.
– По поводу? – спросил Рачевский, стараясь говорить в успокаивающей манере.
– Трое наших вернулись из деревни. Они хотят поднять крестьянский бунт.
– И всего-то? Успокойтесь, не далее как месяц назад сами крестьяне сдали нам парочку агитаторов.
– Вы не понимаете, Дейч придумал сказочку про «Золотую грамоту». Якобы крестьяне могут забирать помещичьи земли, а местные власти скрывают наличие такой грамоты. Нашим удалось внести смуту. Они уже договорились с питерскими о том, чтобы те прислали оружие.
– Погодите, во-первых, питерские с южными в больших разногласиях по поводу способов ведения борьбы. Питерские как раз менее склонны ко всякого рода вооруженным бунтам, им более свойственны пропагандистские методы. Во-вторых, у питерских нет денег, так что речь может идти о нескольких револьверах, ничего серьезного.
– Нашим удалось уговорить питерских, они согласились, что в данном случае сложилась благоприятная ситуация. Искры факела на юге могут разжечь пожар и на распропагандированном севере, включая столицу. Насчет состояния финансов я не знаю, но речь идет о нескольких ящиках револьверов, патронов, бомб и чего-то еще.
– Ого, откуда же деньги? – удивленно произнес жандармский офицер.
Бабичева только пожала плечами.
– И потом, – задумчиво продолжил Раневский, – ящик оружия еще надо где-то взять. Впрочем, это уже вопросы не к вам. Спасибо большое. Держите меня в курсе всех событий. Я готов к встрече с вами в любое время дня и ночи. Теперь вы, надеюсь, понимаете, куда бы могли привести ваши увлечения? Участие в организации вооруженного бунта-это виселица, моя дорогая.
Очередная срочная депеша отправилась в Петербург.
В напуганной тревожной цепью событий столице к донесению из Киева отнеслись весьма серьезно. Тем более что в Петербурге недавно уже взяли партию оружия, предназначенную для террористов. По этому делу шло серьезное расследование.
Благодаря своей активности Судейкин незамедлительно сделал шажок в собственной карьере. Вскоре жандармский офицер был вызван в Санкт-Петербург, где неожиданно узнал, что назначен инспектором Секретной полиции, которую, фактически, и должен создать. Оказалось, что за успешными действиями Киевской жандармерии пристально наблюдали, и назначение Судейкина готовилось.
Так что непосредственное руководство операцией по пресечению поставки оружия легло на Рачевского.
После солнечного и нарядного Киева столица показалась Судейкину слишком строгой, серой и дождливой. Влажный ветер пронизывал до костей. Тем не менее, прием был оказан вполне радушный.
– Здравствуйте, здравствуйте. Премного наслышан о вас, – приветствовал Судейкина сам Директор департамента полиции Вячеслав Константинович Плеве, которому в ту пору было тридцать пять лет. Был он несколько тучноват, несмотря на возраст, уже пробивалась седина, а пышные усы и вовсе уже были седыми. – Ну, как вам столица, мои шер?
– Европа, – уклончиво ответил Судейкин, пожимая протянутую холеную руку, – да я толком и не разглядел, выше превосходительство, только рассветать начало, а я прямо с вокзала в управление и приехал.
– Ну, до Европы нам далековато, но что-то есть, несомненно, есть. Прямо с вокзала? Так-с, сейчас подадут завтрак, а затем вы отправитесь на квартиру. Это одна из наших конспиративных явок, там вполне комфортно, или вы предпочли бы гостиницу?
– Спасибо. Меня вполне устраивает ваше предложение.
– Хорошо. А потом и квартирку вам подберем.
Тем временем подали румяные булочки, нежнейший паштет, ноздреватый сыр, сливочное масло и стерляжью икру. Рядом на столике взгромоздился отливающий начищенными боками, пышущий самовар.
– Ну-с, уважаемый Георгий Порфирьевич, приступим.
Оба некоторое время с аппетитом закусывали.
– Наливайко, – крикнул Плеве.
В дверях появился и вытянулся по стойке смирно усатый, дородный унтер-офицер.
– Ты братец, налей нам чайку, а прежде по стопочке сооруди-ка.
Унтер исчез, но через минуту чинно вошел, неся на подносе две стопки с водкой.
Офицеры оскоромились.
– Молодец, ну и фамилия у тебя, очень для нас правильная, только в конце «о» на «а» исправить, и все, – развеселился Плеве. – Спасибо, братец, чайку налей и ступай.
Вячеслав Константинович начал уютно похлебывать чай.
– Так вот, Георгий Порфирьевич, ситуация сложилась вполне критическая, – с некоторой ленцой в голосе сказал Плеве. – Да-с, мода какая-то на теракты. Хотя об этом после. Ну-с, вы пока отдохните, а вечером ко мне, к ужину, супруга будет рада. Завтра же мы вместе поедем к месту вашей новой службы. Это на Гороховой, совсем недалеко от вашего временного пристанища. Там нынче и располагается наше «Отделение по охране общественной безопасности и спокойствия», вы станете заведовать агентурным отделом и одновременно отбирать кадры для Секретной полиции, инспектором которой вы должны стать в скором времени. Ну, да об этом завтра.
«Ситуация вполне критическая. А какой ей еще быть при таком подходе? Болото какое-то!»-с раздражением думал Судейкин, едва начав знакомиться с состоянием дел.
Невооруженным взглядом было видно, что дело в столице поставлено из рук вон плохо, а проблем на порядок больше. Теперь Киев казался ему тихой гаванью. Пришлось погружаться в дела сразу и самым серьезным образом. Рачевский, Бабичева, Дейч и иже с ними на некоторое время отошли на второй план. Даже собственная семья, через месяц переехавшая в столицу, к которой обычно Георгий Порфирьевич относился с большой нежностью, была обделена вниманием. Со свойственной энергичностью и упорством Судейкин стал организовывать работу политического сыска. Ставилась задача координации работы всех губернских охранных отделений. Широта полномочий инспектора Секретной полиции была такова, что его распоряжения выполнялись на местах с той же неукоснительностью, как приказы самого Плеве. Катастрофически не хватало агентов, а те, что были, вели себя либо пассивно, либо вообще непонятно на кого работали, то ли на охранку, то ли на бунтовщиков. Судейкин не понимал, на кого опереться. Тогда он поставил перед собой конкретную задачу по срыву доставки оружия в Киев. По крайней мере, здесь ему в помощь были киевские связи. Впрочем, изучая папки по подобным операциям в Петербурге, Судейкин несколько раз наткнулся на фамилию агента Гаккеля, кличка «Рахиль». Гаккель был студентом Петербургского университета, на вербовку пошел сам, и благодаря его стараниям год назад взяли партию оружия, поступившую для эсеров.
Они встретились на конспиративной квартире.
Судейкин, поздоровавшись и представившись, по обыкновению некоторое время рассматривал вошедшего в комнату человека.
«Еврей с голубыми глазами, крови намешано, от этого можно ожидать чего угодно. Видно, не дурак. Только суетливый какой-то, ишь как пальцы ходят в каком-то бесцельном поиске. Может, нервничает перед лицом нового начальства? Ну что же, на безрыбье, как говорится».
– Учитесь вы хорошо, Аркадий Михайлович. Как удается совместить это с участием в революционном движении и работой в нашем департаменте?
– Не знаю, получается как-то, – несколько удивленный таким вопросом ответил Гаккель.
– Я не стану расспрашивать, как отцу удалось выправить документы для вашего поступления в университет. Однако подозреваю, что денег ему это стоило немалых и спрос с вас соответствующий.
– Вы правы.
– Отчего тогда такой риск?
– Будем откровенны, с моим происхождением надо рисковать. Высшее столичное образование – это мечта не только моей семьи, но и моя собственная. Я хочу сделать это для отца, я хочу доказать всем, что это возможно, хотя понимаю, что и в дальнейшем мой крючковатый нос будет мешать двигаться вперед. Вы правы, отец сделал все, что мог, но он не в состоянии содержать меня всю учебу, а от революционных идей я далек.
– То есть вы рассматриваете службу в охранке как свой маленький гешефт? Но вы сдаете своих однокашников. А как же юношеская дружба? Высокие идеалы студенческого братства? И потом, среди господ революционеров есть и евреи.
– Евреи? – Гаккель усмехнулся, – в этом смысле мне не повезло. Согласно семитской традиции я не могу считаться евреем, поскольку моя мать не чистокровная еврейка, к тому же крещеная. Для русских же я, конечно, еврей. Так что дружить по национальному признаку не получается. И вообще не получается. Я все время должен что-то доказывать своим так называемым друзьям.
Скорее, это повод для отторжения, причем со всех сторон. Да, ваш департамент мне платит, но, как бы это ни странно звучало, охранное отделение – это единственная организация, которой нет дела до моего происхождения.
– Думаете, это ваш шанс?
– Единственный шанс, – решительно подтвердил Гаккель.
– Хорошо, Аркадий Михайлович, – после некоторой паузы сказал Судейкин. – Не так давно вы участвовали в операции по пресечению поставки оружия в Петербург. Сейчас намечается новая поставка, уже в Киев, но через питерских активистов. Причем финансируют поставку именно местные господа. Откуда у них деньги, как вы думаете? Да и дело весьма хлопотное, требует профессиональной подготовки.
– Да, вы правы. Деньги появились, и деньги немаленькие. Меня не посвящают во все секреты. Господа революционеры любят напустить тумана. О поставке я узнал случайно, пьяный делегат из Финляндии проболтался. Они пить не умеют совсем. «Аркаша, – шептал он мне пьяным голосом, – нам везде сочувствуют, везде, и на западе и, главное, на востоке. Мы им, подлецам нужны, этим надо пользоваться в наших революционных интересах. А нам какая разница, Аркаша? Цель наша благородная, а цель превыше всего. Не надо бояться замарать руки. Скоро мы привезем револьверы, на границе уже все готово, и это только начало. Будет все! Мы взорвем всю эту гнилую рабскую систему».
– А дальше?
– Дальше? Его вынесли соратнички по борьбе, и потом долго допрашивали меня, что их товарищ тут наболтал. Я, естественно сказал, что тот нес обычную пьяную чушь, о его любимой девушке, которая вышла замуж за другого. Потом я, конечно, все доложил, пограничники и жандармы усилили патрулирование, их взяли на границе.
– Так откуда деньги?
– Не знаю, только предполагаю, что деньги эти не русские.
– Да уж, запад, восток, пока, действительно, туман. И нам с вами, Аркадий Михайлович, этот туман надо рассеять. А что касается вашего происхождения и незаконности столичного студенческого статуса, смею уверить, как ваш новый руководитель, пока вы честно трудитесь с должной отдачей для воцарения спокойствия в Отечестве нашем, никто не вспомнит о вашем происхождении, и это ни в коей мере не станет препятствием для вашего продвижения по службе и получения наград, ежели вы их заслужите.
– Спасибо, – сказал Гаккель, и глаза его заблестели.
– Итак, мы начинаем дело по новой поставке оружия. У нас хорошее подспорье в Киеве. Скоро оттуда в Петербург прибудут господа террористы. Я хочу дать возможность питерским радикалам купить оружие для киевлян, проследить всю цепочку и взять всех одновременно в Петербурге и в Киеве. Но они куклы, марионетки в чьих-то руках. Меня интересуют истинные вдохновители и финансисты, кукловоды. Ваша задача, впрочем, думаю, вы понимаете, в чем она состоит.
– Да, я постараюсь сделать все возможное.
– Стараться не надо, надо сделать.
– Хорошо, – впервые улыбнувшись, сказал Гаккель.
– И последнее, ваше агентурное имя Рахиль. Откуда оно у вас?
– Я сам его придумал, начальство не возражало.
– Мне кажется, это женское имя.
– Совершенно верно.
– И? – спросил Судейкин, а потом на секунду задумался. – Впрочем, не надо объяснений. Я понял вашу логику, весьма оригинально. Вы можете идти. До свидания.
Судейкин получил подтверждение от Раневского, что, по данным Бабичевой, киевская делегация в составе трех человек отправляется в столицу в самое ближайшее время. Однако поименный состав и точную дату отъезда узнать Бабичевой не удалось. Судейкин переживал за ход этой первой для него столь масштабной операции на новом месте и решил сам встречать поезд, хотя фото предполагаемых вояжеров филёрам раздал и инструктировал их лично. С шефом отряда филёров Игнатием Васильевичем Рогожкиным Судейкин нашел общий язык быстро. Рогожкин попал в полицию из армейских унтер-офицеров, с виду был простоват и держался соответствующим образом. Однако Судейкин сразу распознал за этой внешней простотой природную живость ума, хитрость и энергичность. У Рогожкина была небольшая, но очень профессиональная команда филёров, которой он весьма ловко управлял и даже написал для них довольно толковую инструкцию. Новый начальник сразил шпика тем, что с первого дня стал уважительно обращаться к нему по имени и отчеству, и от Рогожкина требовал того же, опуская «ваше высокоблагородие» и другие чиновные эпитеты.
Правда, у последнего это не всегда получалось.
Судейкин начал исправно встречать поезд из Киева, а в свободное время приобщаться к столичной жизни. Надо сказать, что Плеве весьма живо опекал подающего надежды офицера и его семейство. Театры, салоны, приемы-все это произвело впечатление на Судейкина, и даже петербургская погода перестала казаться ему столь мрачной и унылой.
Судейкин встретил долгожданных гостей с Украины. Неожиданно он увидел Бабичеву под руку с молодым офицером, поодаль шел третий. Этого боевика Судейкин знал в лицо. Людей на перроне было немного. Судейкин даже сначала не понял, что кто-то из них встречает его подопечных. Но они все же были. Вернее, она. Миниатюрная, симпатичная брюнеточка, носик востренький, пальтишко, шапочка с меховой опушкой, муфточка, ботики. Казалось, просто кого-то встречающая юная особа, все было бы так, если бы не беспокойные глаза-черные бусинки, постоянно стреляющие по сторонам. Проходя мимо киевлян, она одним едва заметным движением, показала, чтобы они следовали за ней, те подхватили свой скудный багаж и двинулись в заданном направлении. Судейкин «нечаянно» обронил перчатку, и питерские филёры вступили в дело. Приезжие сели к, видимо, заранее нанятому извозчику, который наверняка уже знал адрес, судя по тому, как он моментально рванул с места. Девушка тем временем села в другую пролетку и уехала в противоположном направлении.
Согласно договоренности, Судейкин не стал принимать участия в слежке, а направился в управление.
Вскоре явился Рогожкин.
– Ну-с, Игнатий Васильевич, доложите.
– А что, Георгий Порфирьевич, все чин чинарем, проводили мы господ давешних. На квартирку съемную проехали они, на Лиговке. Хозяйка, Антонова Дарья Петровна, имеет несколько квартир, живет с этого дохода, к революционерам, стало быть, никакого отношения не имеет.
– А что за девчушка встречала гостей?
Рогожкин усмехнулся.
– Эту девчушку, как вы говорите, зовут Ираида Вакулич, она одна из самых активных и решительно настроенных членов «Народной Воли», у нее запросто в муфточке мог быть пистолет.
– Куда она направилась?
– Вакулич поехала к себе домой и оттуда до сих пор не выходила.
– Слежки они не заметили часом?
– Обижаете, чай не первый день работаем. Понимаем, каких господ ведем.
– Ладно, ладно. За гостями следить круглосуточно. Ни на секунду из поля зрения не выпускать. Понятно?
– А чего уж тут непонятного. Не беспокойтесь. Мы квартирку аккурат напротив уже сняли, у той же Антоновой, прямо окно в окно. Удачно получилось. Я уже смены организовал, дворник опять же, давно при нас состоит.
– Хорошо, ступайте, докладывать регулярно. Вот еще что, если девушка выйдет из квартиры одна, известить меня немедленно. Мне необходимо с ней переговорить.
– Все доложим, обязательно, регулярно, а как же, о барышне известим немедленно, – говорил филер, пятясь к выходу.
«Ловок», – с некоторым восхищением подумал Судейкин. «Почему Бабичева? Почему Рачевский ничего не сообщил?» – он терялся в догадках.
Гаккель тем временем уже два часа ожидал Вакулич на ее квартире. Она попросила об этом накануне и дала ключи от самой квартиры, от черного хода, соседнего подъезда и чердака.
Вакулич вошла в квартиру, быстро огляделась, не обращая внимания на сидящего в кресле Гаккеля, прошла к окну гостиной, посмотрела из-за штор во двор. Затем прошла в спальню, где тоже изучала вид из окна.
– Здравствуйте, – наконец резко бросила она Гаккелю, села в кресло напротив, взяла с рядом стоящего столика папиросы и блаженно затянулась. – Вроде хвоста нет, – произнесла она с облегчением.
– Добрый день, сударыня.
– Называйте меня по фамилии. Так будет лучше.
– Хорошо.
– Снимите рубашку.
– Зачем?
– Не задавайте вопросов.
Гаккель подчинился.
Вакулич придирчиво осмотрела руки и торс ничего не понимающего Гаккеля.
– Вы хорошо развиты, это я вам как медик говорю.
– Спасибо.
– Откуда такая мускулатура?
– Я подрабатываю в порту.
– Похвально. Однако времени нет. К делу. Физически вы подойдете для предстоящей операции. Гаккель, скажу откровенно, вы с нами недавно и доверия еще не наработали. Без обид. Однако обстоятельства сложились таким образом, что без вашей помощи не обойтись. У вас появляется весьма реальная возможность заслужить полное доверие наших товарищей.
– Что я должен делать?
– Не торопитесь. Повторяю, вы с нами недавно, в серьезных акциях участия не принимали, а значит, у охранки еще не примелькались. Послезавтра вы должны будете проводить молодую пару. Он – бравый офицер, она его молодая жена. Они отбывают к месту службы мужа. У них, естественно, большой багаж. Вы прибудете на вокзал. Пойдете в камеру хранения. Спросите кладовщика Ивана Зуева, скажете, что от Андрея Петровича. Дадите ему два рубля. Он выдаст вам форму носильщика, жетон и телегу. Переоденетесь у него же. Вернете ему же. Все понятно?
– Два рубля – это форменный грабеж.
– Не надо шутить. Груз багажа тяжел, и характер его таков, что его нельзя доверять носильщикам.
– Да, но носильщики друг друга знают, и могут заметить неизвестного новичка.
– Мы это понимаем, вас незаметно будут сопровождать два наших товарища, которые в случае чего устранят возможные шероховатости. Вам надо довезти багаж и аккуратно разместить его там, где вам укажут.
– Понятно. О характере груза я не спрашиваю.
– И правильно делаете, лишнее знание ни к чему.
– Хорошо. Я могу, наконец, надеть рубашку?
– Не надо, у меня есть час времени. Надеюсь, вы не против? – сказала Вакулич и пошла в сторону спальни.
Вестей от Рогожкина не было, Судейкин не выдержал и поехал на Лиговку.
– Легки на помине, – почти радостно встретил его Рогожкин, – тихо было, а вот зашевелились только что, я уже хотел за вами посылать.
Вскоре из подъезда вышла Бабичева и направилась в близлежащую аптеку. Судейкин незаметно зашел за Бабичевой и встал прямо за ее спиной.
Бабичева попросила средство от головной боли и стала ждать, пока провизор изготовит порошки.
– Здравствуйте, Ирина Михайловна, не оборачивайтесь. Зачем вы здесь? – тихо спросил Судейкин.
Бабичева чуть передернула плечами.
– Спокойно.
– У Дейча разыгралась страшная мигрень. Он не выдерживает таких скачков атмосферного давления.
– Да, в Петербурге это обычное явление, однако я хотел знать, отчего приехали именно вы?
– Они никак не могли решить. Потом придумали легенду про офицера и его жену. Такая пара не вызывает подозрений. Оружие уже в Петербурге, мы уезжаем послезавтра. Но это только часть оружия, если все пройдет нормально, то офицер снова поедет в Петербург в отпуск.
– Оружие на квартире?
– Нет, его привезут завтра утром.
– Хорошо. Будьте совершенно спокойны. Я абсолютно контролирую ситуацию. Поняли? Абсолютно! – Судейкин говорил тихо, но очень внятно.
– Хорошо, – прошептала Бабичева.
– Выполняйте все указания Дейча и остальных. Ваша операция пройдет вполне успешно. Брать мы их будем не теперь. Если это возможно, то необходимо узнать, где склад и источник поставок. Но будьте крайне осторожны, особенно опасайтесь Вакулич, это та, что встречала вас на вокзале.
– Хорошо, – повторила Бабичева.
– Я ушел. Все будет хорошо.
Бабичева получила лекарство, обернулась, в аптеке никого не было.
Дергаев нашел в тайнике записку.
Ему было велено переодеться извозчиком и в девять утра взять пассажира на углу Невского и Большой Морской.
В точно указанное время в крытую пролетку Дергаева сел человек, закутанный в длинный плащ. Шляпа и шарф почти скрывали его лицо.
– Езжайте на Васильевский и не оборачивайтесь, – произнес голос со специфическим акцентом.
– Такада, к чему этот маскарад?
– Не произносите мое имя, за мной следят, да и за вами тоже.
– С чего вы взяли?
– Вы не единственный, кто нам помогает. Вам надо уехать.
– Куда?
– Куда хотите. В Европу. Сможете?
– Я-то смогу, а вот как быть с женой?
– Пока что вам надо спасать себя, а жена сможет приехать потом.
– Для выезда надо иметь не только документы. Вы меня понимаете?
– Мы вас неплохо финансировали.
– Неплохо для жизни здесь.
– Хорошо, но деньги надо заработать.
– Каким образом?
– Судейкин.
– Упаси боже.
– Отказываетесь?
– Судейкин – это фигура.
– Торгуетесь?
– Опасаюсь.
– Судейкин стал очень опасен для нас всех, поэтому выделяемая сумма обеспечит вам приличествующее существование в любой стране. Насколько мне известно, «Народная Воля» тоже приговорила подполковника. Это нам на руку. Товарищи по борьбе относятся к вам неоднозначно, подозревая в неформальных связях с охранкой, вот и реабилитируйтесь. И потом, вы прекрасно знаете, что если началась слежка, то ничего хорошего ждать не приходится.
– Да, знаю. Значит, что-то накопали.
– Это очевидно, я тоже покидаю Россию. Вы согласны выполнить эту миссию?
– Хорошо. Но только я скроюсь сразу, поэтому деньги вперед.
– Деньги будут положены на известный вам счет в Цюрихе, как только все подтвердится.
– Не доверяете? А почему я должен вам доверять?
– Потому что до сих пор живы. Вы удивительный субъект, Дергаев, вам не доверяет никто!
В этот момент путь коляске Дергаева перегородила невесть откуда взявшаяся телега. Он остановился и некоторое время препирался с деревенским мужиком, хозяином телеги. Наконец они разъехались.
– Ладно, будем считать, что договорились, – буркнул Дергаев.
Ответа не последовало. Он обернулся. Такада испарился.
Как и обещал Судейкин, оружие благополучно прибыло в Киев. Господа революционеры испытывали по этому поводу необычайное воодушевление. Бабичеву превозносили до небес, называя не иначе, как «наша Жанна Д’Арк». Гаккель же получил статус «проверенного в деле товарища». Правда, в устах Вакулич эта фраза звучала несколько двусмысленно. Спешно готовилась к отправке вторая партия.
Гаккель тем временем пытался разыскать истинных организаторов поставок оружия. Однако его продолжали держать несколько в стороне.
Филеры Рогожкина вели постоянное наблюдение за Вакулич. Ираида Вакулич, несмотря на то, что была особой энергичной и обладала мужской хваткой, в то же время старалась вести себя с опаской. Но как бы осторожна она ни была, все же некоторые контакты удалось зафиксировать. Рапорты регулярно ложились на стол Судейкину и были один интереснее другого. Особенный интерес вызвали два, поступившие от разных служб.
Судейкин вызвал Рогожкина и ротмистра Панаева, отвечающего за надзор над иностранцами.
– Добрый день, господа, – приветствовал Судейкин их в своем кабинете.
Вошедшие поздоровались.
– Присаживайтесь. Вызвал я вас вот по какому поводу. Вот рапорт вашей службы, Андрей Венедиктович, в нем говорится, что господин Иши Такада встречался с некоей молодой особой. Приведено описание женщины. Расскажите, кто такой Иши Такада?
– Что сказать, Такада-студент университета. Ни в чем подозрительном не замечен.
– Тогда почему он удостоился вашего внимания?
– Он подвизается при японской миссии.
– Студент?!
– Утверждается, что многие сотрудники миссии не владеют русским языком и пользуются услугами Такады как переводчика.
– Такада хорошо говорит по-русски?
– Да, весьма сносно, с акцентом, конечно, но приемлемо.
– Вы сами верите, что дипломат может быть направлен в иностранное государство без знания языка этого государства?
– Потому и следим.
– Понятно. Теперь ваше донесение, Игнатий Васильевич. В нем говорится, что ваши люди зафиксировали контакт Вакулич с неким молодым человеком монголоидной внешности. Приведено описание молодого человека. Не об одном ли и том же вы рапортуете, господа?
Панаев пробежал глазами описание японца.
– Весьма походит на Такаду, – сказал он.
– Да-с, а дама, вылитая Вакулич, – констатировал Рогожкин. – А даты рапортов-то разные, – подметил он.
– Это говорит о том, что Вакулич и Такада встречались неоднократно, – констатировал Судейкин. – Андрей Венедиктович, как вы думаете, что на самом деле связывает японскую миссию и Такаду?
– Тут долго думать не приходится, Георгий Порфирьевич. Такада связной, уста, глаза и уши, так сказать, – горячо ответил Панаев.
– Зачем ему встречаться с террористами?
– Не знаю. Скажу только одно, в японской миссии служат господа весьма серьезные, которые просто так ничего не делают. Да, вот еще что, не так давно мы фиксировали контакт Такады с финскими националистически настроенными радикалами.
– Да, да, – задумчиво произнес Судейкин, – тут есть над чем поразмышлять. А вообще плохо, господа, очень плохо, что наши службы работают разрозненно, а оттого неэффективно. Нам совершенно необходимо делать анализ всей поступающей информации.
– Для этого нужен целый отдел, – сказал Панаев.
– Отдел не нужен, нужен весьма толковый офицер. С кем еще встречался Такада?
– Есть один субъект. Штабс-капитан Дергаев.
– Не тот ли это Дергаев, что числится нашим тайным осведомителем, будучи якобы завербованным народовольцами?
– Да, к сожалению. Мы, правда, не уверены, что это не случайность. Больно уж мимолетно произошла эта встреча.
– Так возьмите Дергаева и допросите хорошенько. Пусть объяснится.
– Невозможно. Дергаев исчез, исчез и Такада.
– Очень плохо, совсем плохо. Безобразно просто. Получается, что предатели и шпионы безнаказанно делают свои дела при полном попустительстве Департамента полиции, появляясь и исчезая, как джинны из бутылки, – негодовал Судейкин. – Ладно, господа, спасибо за помощь, с личностями, кажется, разобрались. А этих субчиков необходимо разыскать. Прощайте, за работу, господа.
Рахиль узнал местонахождение оружия в Петербурге. Судейкин и Рачевский сработали синхронно в Петербурге и в Киеве. Накрыли оба склада. В общей сложности задержали пятнадцать человек, взяли почти весь арсенал. Однако, если в столице операция прошла без излишнего шума, то на Украине взламывали квартиру с пальбой. Боевики оказали самое решительное сопротивление, не пожелав сдаться на вполне разумных и довольно мягких условиях. Рачевский даже получил легкое ранение. Погиб жандарм и два народовольца.
Судейкин был вызван на прием к Директору департамента полиции, который принял его весьма радушно.
Увидев вошедшего офицера, Плеве встал и пошел навстречу, отмахав довольно много по своему огромному кабинету.
– От всей души поздравляю вас, полковник. Да, вы не ослышались, с удовольствием вручаю вам новые погоны, – Плеве пожал руку Судейкину и пригласил присесть-Прошу, прошу, вы у нас сегодня именинник. Вы становитесь популярны.
– Так популярен, что исполнительный комитет «Народной Воли» постановил меня ликвидировать.
– Да что вы, голубчик. Будьте осторожны, прошу вас. Вы совсем молоды и еще послужите Отечеству. Семья опять же расстроится сильно. Давайте не будем их огорчать. Разрешаю вам иметь охрану, такую, какую сочтете нужным.
– Я думаю, это лишнее.
– Отнюдь нет, Георгий Порфирьевич, вы же сами прекрасно знаете, на какие кровавые преступления готовы эти господа.
– Хорошо, я подумаю, ваше превосходительство.
– Подумайте, подумайте, – задумчиво произнес Плеве и замолчал, потом начал говорить снова. – Вы выяснили, кто финансирует поставки оружия?
– Пока нет, к сожалению, хотя ниточки тянутся за границу.
– Да-с, тянутся, это подтверждается и нашими дипломатическими службами в ряде стран. Вот что, Георгий Порфирьевич, растет, растет, для нас угроза, и угроза это не только внутренняя, но и внешняя. Да, да! И растет она не только с запада, но и с самого дальнего востока. Япония во главе со своим не так давно реставрированным божественным микадо Мэйдзи настроена весьма агрессивно, грезит о Китае, о Манчжурии прежде всего, а мы ей очень мешаем. Англия же, в пику нам, потакает японцам, вооружает их, поговаривают даже о возможности союзного договора, и этот договор развяжет японцам руки, а направлен он прежде всего против России. Вот так. А наши местные революционеры, забыв честь и совесть, принимают деньги и оружие от кого угодно. У нас есть точные сведения, что ряду радикально настроенных групп помогают иностранные агенты! Их цель понятна: взорвать Россию изнутри, чтобы легче было на будущих внешних фронтах. Наша заграничная агентура работает крайне неудовлетворительно. Менять нужно решительно все. С прискорбием вынужден констатировать, что заведующий заграничной агентурой Корвин-Круковский мало того, что проявляет полную некомпетентность, но и ко всему оказался нечист на руку. Нет ли у вас на примете офицера с хорошими организаторскими способностями, владеющего языками, честного, молодого, энергичного? Я бы даже сказал, несколько авантюрного характера. Ну и пару агентов ему в помощь, для начала.
– Вы хотите лишить меня лучших кадров.
– Ничего, ничего, кадры-дело наживное. Поймите, если заграничный отдел заработает должным образом, вам и здесь станет легче. Сколько этой революционной сволочи окопалось в Европе, за ними фактически нет никакого надзора.
– Вы, конечно, правы. Я предложу несколько кандидатур.
– Предложите, предложите. Иного и не ожидал от вас услышать. А сейчас идите, Георгий Порфирьевич, у меня дел еще, да-с.
Одновременно окрыленный и озадаченный полковник покинул своего руководителя.
На конспиративной квартире Судейкин собрал Гаккеля, а также вызванных из Киева Рачевского и Бабичеву.
– Итак, господа, – начал встречу Судейкин, – знакомьтесь, ротмистр Рачевский Петр Станиславович, агент Бабичева Ирина Михайловна и агент Гаккель Аркадий Михайлович. Меня вы все знаете. Наша с вами успешно проведенная недавно операция имеет и негативную сторону. Господа революционеры ищут виновников столь грандиозного провала. Опираются они и на предателей. Таковые, к сожалению, тоже имеются. Некий штабс-капитан Дергаев, видимо, выложил слишком много и исчез. Взять его мы не успели. Особенно, Аркадий Михайлович, это касается вас. Вам здесь точно оставаться нельзя. Посему вы продолжите образование в Дерпте, в тамошнем университете. Затем поедете в Берлин. Вы, Ирина Михайловна, отправляетесь в Париж. Ваша общая задача-вжиться, стать своими, так сказать. Обзавестись семьями, связями, новыми именами. Можете даже заняться коммерцией. Вы станете помощниками Заведующего заграничного отдела Департамента полиции. Этим заведующим назначены вы, Петр Станиславович. Официально будете работать советником при Российской миссии в Париже. Все больше и больше фактов указывает на то, что именно в Европе зреют и материально подпитываются антироссийские заговоры. Эсеры, народовольцы и вся остальная шушера слишком вольготно себя там чувствует. Агенты враждебных держав безнаказанно плетут интриги против России. Сведения от заграничных агентов будут огромным подспорьем для нас здесь, в России. Я буду, насколько это возможно, поддерживать вас.
Однако судьба распорядилась иначе. 16 декабря 1883 года в возрасте всего тридцати трех лет, Георгий Порфирьевич Судейкин был убит. Как удалось установить через агентов в революционной среде, убийцей был перешедший на нелегальное положение Дергаев. Видимо, пользуясь служебным положением, он заранее подготовил необходимые документы, в том числе и для выезда за границу. Единственной ниточкой к скрывшемуся штабс-капитану была его дражайшая супруга, за которой был установлен неусыпный надзор.
Примерно через полгода после исчезновения мужа Любовь Васильевна решила поправить нервную систему на водах в Европе. Препятствий ей чинить не стали, а, наоборот, выправили все документы весьма спешно, но так, чтобы это не вызвало подозрений у супруги Дергаева.
Департамент полиции
Доверительно
Советнику Раневскому
Милостивый государь, Петр Станиславович.
Вчера, третьего часа дня, известная вам особа Д. убыла из Петербурга пароходом «Бельт» в Антверпен.
Прошу встретить.
Плеве.
Рачевский, получив первое задание, неотступно следовал за женой Дергаева. Тем более, что и сам очень желал найти предателя.
Любовь Васильевна прибыла в Бельгию, однако ни на какие курорты не поехала, а поехала она в Англию.
В Глазго Дергаева взяла билет на пароход, отплывающий в Америку.
Рачевский, конечно, не собирался проделывать столь дальний путь и уже было подумал, что потерпел фиаско в этом деле, но все-таки решил проследить до конца, и по возможности проверить, не уплывает ли этим же рейсом сам Дергаев.
Рачевскому удалось подкупить клерка компании, которая страховала всех пассажиров данного рейса. Оказалось, что среди отъезжающих есть только один русский, некий господин Пугачев, одноместная каюта № 226. Тогда Рачевский тоже приобрел билет и на законных основаниях взошел на борт судна. До отхода было примерно двадцать минут.
Пароход провожали бурно. Гремел оркестр. Отплывающие свисали с бортов и бросали прощальные фразы провожающим. Те кричали в ответ. Шум стоял невообразимый. В недрах же судна стояла тишина. Рачевский быстро нашел необходимую каюту и постучал в дверь.
– Что угодно? – спросили из каюты.
– Сэр, я вам должен рассказать о правилах пользования оборудованием, которое имеется в каюте, а также проинструктировать о средствах безопасности и правилах поведения в непредвиденных ситуациях.
– Черт возьми, не успели отойти, а уже непредвиденные ситуации. Здесь на стенке есть инструкция.
– Я понимаю сэр, но я обязан проинструктировать лично.
– Вы что же, обходите все каюты?
– Да, сэр, но я работаю не один.
– Это долго?
– Нет, что вы, совсем нет. Я не стану долго утомлять вас своим присутствием. Однако, поймите меня правильно, сэр, я должен выполнить свою работу.
– Черт с вами, входите.
Дверь открылась, и Дергаев, а это был он, получил пулю в лоб.
Директору департамента полиции
Доверительно
Ваше превосходительство.
Настоящим спешу уведомить Вас, что г. Д. благополучно убыл в Америку в сопровождении вдовы.
Советник Рачевский
Так заграничный отдел нового образца принял боевое крещение.
Рачевский, как и было определено ранее, обосновался в Париже в должности советника при Российской миссии. Туда же приехала и Бабичева как представительница богатой дворянской семьи, нуждающаяся в длительном лечении на лучших европейских курортах.
Госпожа Бабичева с ее весьма недурственной внешностью и при хороших манерах, стала настоящей примой в нескольких парижских салонах. Мужчины были без ума от этой русской. Поговаривали, что из-за нее даже стрелялись. Вскоре Бабичева вышла замуж, но быстро овдовела, став владелицей состояния, правда, ставшего весьма и весьма скромным после погашения векселей безвременно почившего в бозе супруга. Однако все эти события, после соблюдения траурных приличий, не нарушили светский образ жизни молодой вдовы.
Гаккель после окончания университета переехал в Берлин, поступил на работу в нотариальную контору и очень понравился одинокой хозяйке. Госпожу фон Лартинг трудно было назвать красавицей, но она была еще вполне женщиной и жаждала мужской ласки. В то же время управление доставшейся по наследству конторой тяготило ее. Нужен был управляющий, компаньон, которому можно было доверять. Выбор пал на Гаккеля. Хозяйка, как ей казалось, напором женила на себе молодого подающего надежды клерка, заполучив таким образом и мужа, и управляющего. Ее даже не смутило, что Аркади, как она называла своего избранника с ударением на последний слог, захотел взять ее фамилию. Она решила, что мальчику просто приглянулась значительно звучащая но, увы, почти ничего не значащая приставка «фон», и удовлетворила этот небольшой каприз.
Незаметно пролетели годы. Заграничный отдел обзавелся необходимыми связями, агентурой, окреп, провел несколько успешных операций против русских революционеров, противодействовал внешним врагам Российского государства.
Однако, как оказалось, все это было прелюдией к настоящим испытаниям.
В ночь на 27 января 1904 года без объявления войны японский флот атаковал русские военные корабли на внешнем рейде Порт-Артура. Началась Нити-Ро сэнсо – Русско-Японская война, и все, что случилось ранее, показалось легкой прогулкой.
Эпилог первой части
В просторном по японским меркам зале собрались члены тайного общества «Черный орел». Мужчины сурового вида сидели полукругом вдоль стен, и только один расположился в середине. Пестрели кимоно почти всех самурайских кланов. Одинаковой была только налобная повязка с названием этого весьма закрытого общества, в которое входило практически все военное руководство страны и цвет офицерства. Членами радикально националистического общества «Черный орел» могли быть только потомки самураев.
Сегодня общество провожало в дальний путь одного из своих членов.
Председатель военного совета фельдмаршал Ямагата решил лично напутствовать полковника Акаси, подчеркнув тем самым важность возложенной на него миссии. Он встал, приосанился, заткнул обе ладони за широкий пояс кимоно, сделал строгое выражение лица и начал свою речь.
– Полковник Акаси, наша страна вступает в новую эру, и именно вы можете оказать неоценимые услуги своей Родине и божественному микадо. Мы готовимся к священной войне, которая должна дать новое дыхание Японии и вернуть ей былое величие. Мы задыхаемся без новых территорий и должны добыть их во что бы то ни стало. Вся страна работает, чтобы воплотить этот грандиозный замысел в реальность. Через очень короткое время у нас будет такой флот и такая армия, что нас ничто не остановит.
– Мы сомнем китайцев, – с самурайским блеском в глазах произнес полковник Мотодзиро Акаси.
– Несомненно, но на предначертанном нам пути стоит Россия, вот кто наш главный противник и против него направлены наши обнаженные мечи. Вы должны действовать хитро, скрытно и остро! Вы должны ранить русского медведя в его берлоге, но так, чтобы он не проснулся раньше времени. В России сейчас неспокойно, наши агенты докладывают о все новых актах террора, направленных против первых лиц государства и самого императора. Только варвары могут посягнуть на жизнь божественного государя. В России действуют различные воинственные группировки, отнюдь не патриотически настроенные. Они очень помогают нам, сами того не зная. Вы должны в Европе и в самой России использовать эти организации, чтобы расшатывать ее изнутри. Кроме того, чиновники в России вороваты, используйте и это. Действуйте всеми возможными способами, раз варвары дают нам такую возможность. Все необходимые полномочия и финансирование вы получите. Помните, на вас возложена крайне ответственная задача, и от решения ее во многом будут зависеть наши успехи на будущих фронтах.
Конец ознакомительного фрагмента.