Ядвига
В этом имени есть яд. Яд страсти. Яд ненависти. А еще – движение. Она с первого дня нашей тайной связи вывела меня из состояния покоя и начала двигать мою жизнь к чему-то ужасному.
Вскоре после первого сеанса с Ядвигой последовал второй. Я снял дешевый номер в гостинице «Киевская» и отпросился у Лосяка на два часа – «по семейным обстоятельствам». Помню, купил каких-то пошлых фруктов, бутылку шампанского. Натюрморт сладострастия был под стать обшарпанным стенам дешевого номера.
Всё было, в общем, неплохо. У нее имелись фантазия и талант любовницы, заменявшие ей отсутствие опыта. И еще. Главное. Ей нравилось делать это с женатым мужчиной. Это будоражило ее чувственность, а главное – повышало самооценку.
Ядвига была ненасытна. С такой страстью свидания нужно назначать, как минимум, до утра. Но к счастью, лимит времени был невелик – на Исаакиевской площади меня ждала работа и самодур-начальник. Впрочем, разве это – аргументы для женщины? Пожалуй, только мировая война или землетрясение могут быть достаточным основанием для того, чтобы прервать «общение душ и тел» – как это она называла.
Иметь любовницу, может быть, и упоительно, но… Людям нервным и мнительным не дано сполна насладиться связью с женщиной на стороне. Таким, как я вечно мерещатся случайные и не случайные свидетели. Да и внутренний соглядатай – проклятая совесть не дремлет.
Сестра моей тещи, Валентина Аркадьевна, работала в ювелирном магазине на Невском, и вполне могла засечь меня на подступах к гостинице. Отец Ярославы, добрейшей души пожилой человек Игнатий Петрович, профессор русской истории, читал свои скучные лекции в Герценовском и теоретически мог меня увидеть. Единственная подруга Ярославы прыщавая мелкозубая злюка Варвара трудилась продавцом в Доме книги и тоже могла стать случайным свидетелем моих тайных перемещений по городу. Но мало ли кому какое дело до того, куда я направлялся в середине дня! Мало ли какое поручение мне мог дать мой фантазер-начальник! Ведь был я один – Ядвига присоединилась ко мне только в номере. Но оцените, какой мандраж! Я шел, втянув голову в плечи. Если есть на свете профессия, которой я точно никогда бы не смог овладеть, то это – профессия разведчика. Тем не менее, со временем мне пришлось осваивать ее азы.
Ядвига дразнила меня, предлагая встретиться то в кафе, то на набережной Невы (я зачем-то рассказал ей о месте нашего знакомства с Ярославой). Она дулась, что я не могу уделять ей вечера – мы встречались только днем, и наши встречи проходили по-деловому: быстрый душ, быстрый бокал шампанского, торопливый нырок в постель. Поначалу ей нравились эти спринтерские забеги – в них был «разрыв шаблона», как она выражалась (по мне – так это был самый что ни на есть шаблонный вариант отношений на стороне).
Но прошло некоторое время, и началось то, чего я больше всего боялся. Ядвиге надоело просто заниматься любовью в случайных местах. Ей нужны были «отношения» с соответствующими атрибутами – цветами, ресторанами или хотя бы кинотеатрами. Если я был заинтересован в сохранении тайны наших встреч, то она – напротив, страдала оттого, что не может открыто предъявить своему окружению меня и нашу связь.
Для студенток словосочетание «помощник депутата» звучит архисолидно, да и внешне я не совсем урод, чего уж тут скромничать. Посему рано или поздно мое тело должно было быть предъявлено публике. А пока мы начали потихоньку выбираться в город. Сначала (я настаивал) это были медвежьи углы – малолюдные улицы (да, да, такие в Петербурге есть!), полуподвальные кафе.
Однажды Ядвига затащила меня на крышу. Нельзя сказать, что этот вид романтического времяпровождения мне претил – я сам в свое время отдал щедрую дань верхнему ярусу города, выпив на пару с Базилио не один литр дешевой водки – но теперь всё воспринималось иначе. Обнимаясь с Ядвигой на ржавом скате (бедные брюки!), я вдруг подумал: а что если моя подруга нечаянно упадет вниз? Просто так подумал, без задней мысли.
– Чему ты улыбаешься? – спросила она, выведя меня из блаженной задумчивости.
– Да так, – пожал плечами я. – Хорошо с тобой, вот и улыбаюсь.
Иногда во время наших встреч на меня накатывало веселое равнодушие: ну и пусть все откроется, ну и пусть все обо всем узнают! Бесконечное напряжение требовало разрядки. Выпив лишнего, я с удовольствием прохаживался со своей юной любовницей по улицам, и однажды мы даже продефилировали мимо ювелирного магазина, в котором работала тещина сестрица. И только потом, протрезвев, я ужаснулся тому, что ходил по краю пропасти.
В моем положении требовалось молчать, скрываться и таить. Но это было невозможно при темпераменте моей незаконной подруги.
Ядвига требовала. Ядвига устраивала сцены. Ссориться с Ядвигой было нельзя.
Я шел на уступки. Она познакомила меня со своими однокурсницами. Однажды я, снова унизившись ложью о «личных обстоятельствах», отпросился у Лосяка и свозил их на залив. Пришлось соврать жене, что еду в местную командировку и вернусь поздно. Девицы быстро накачались дешевым вином, началось бурное веселье, обратно ехать никто не хотел. Я грозился, что брошу их на берегу и уеду, но свою угрозу, конечно, в исполнение не привел. Домой вернулся за полночь. Салон моего авто пришлось долго чистить от женских волос. Перед тем, как войти в квартиру, долго принюхивался к своей одежде, выискивал все те же волосы. О, как это смешно и как унизительно, черт возьми!
В другой раз пришлось везти всю честную компанию на пикник в лес. Я обожаю бывать в лесу, но в тот день мне было ненавистно все – от мха под ногами до исполинских «янтарных» сосен. Подвыпившая Ядвига захотела секса на лоне природы, и я расстелил пиджак прямо на муравейнике. Мне запомнилось ее лицо в момент ее длительного, похожего на смерть оргазма. Невидящие глаза смотрят в небо, по влажному лбу бегает черный муравей…
Во время пикника позвонила Ярослава и я мучительно врал, что задерживаюсь по долгу службы. Свист птиц пришлось объяснять пребыванием на даче высокопоставленного чиновника, к которому мы с Лосяком, якобы, наведались. Если бы она увидела фотографии, на которых я запечатлен с Ядвигой и ее разбитными подружками «топлесс»…
Ядвига все дразнила меня, говоря, что разместит одну из веселых многогрудых фотографий у меня на «стене» «ВКонтакте». Я, конечно, весело посмеялся этой шутке. Но на следующий день от греха подальше удалил свою страничку, а для переписки с ненавистной любовницей завел новую, под чужим именем. Вместо Льва Троицкого появился Аполлон Полведерский. С тех пор она называла меня «Аполлоша».
Так шли дни.
До связи с Ядвигой я думал, что хуже моей жизни ничего уже быть не может. Оказывается, я ошибался. Неужели кому-то наличие любовницы украшает жизнь? Что может быть в этом хорошего, кроме пошлых понтов? Что хорошего в том, что вы сидите в каком-нибудь кафе, как на электрическом стуле, и всякий раз дергаетесь от звука открывающейся двери – а вдруг сейчас войдет ваша жена или кто-то из ее знакомых? Что хорошего в том, что в своем родном городе вы чувствуете себя шпионом, который ходит под смертью, которого может выдать любая случайность? Ядвига чувствовала мое напряжение и ей это тоже нравилось. «Люблю быть на острие», – говорила она.
Но я еще не познал самого страшного. Ядвига продолжала бороться за жизненное пространство, и со временем стала всерьез тяготиться моим супружеством. Она всегда ревновала меня к Ярославе, но если вначале она обретала утешение в наших встречах и была готова делить меня с законной супругой, то в конце концов настала пора, когда я потребовался ей целиком. «Или я или она», – эти слова, наконец-то, прозвучали.
На размышления мне отводился месяц.
Я понимал: если я выберу Ярославу, я потеряю всё – брошенная Ядвига при ее характере сделает все возможное, чтобы моя жена узнала о нашей связи.
Я вспомнил бабушку Зину. Говорят, она отправила неверного любовника в ГУЛАГ, написав на него донос. В доносе сообщалось, что бедолага плевал на портрет Сталина. Интересно, сколько ему дали?
«Троицкий, ты скоро растворишься в собственной лжи!» – писал мне моралист Базилио из своей Америки. Ему-то было легко!
Впервые в жизни он назвал меня не по имени. А я – впервые задумался о символизме своей фамилии. Конечно, фамилия у меня поповская – был мой предок, безвестный основатель славного рода неудачников пастырем овец православных в какой-нибудь Троицкой церкви. Но главное – не пыль веков, а современный контекст. А в современном контексте эта фамилия – не поповская, а самая что ни на есть шизофреническая. Тут не раздвоение личности, тут – растроение!
Конец ознакомительного фрагмента.