Глава 5
Сон о Радуне: жатва, трапеза, страх перед свёкром
Жара! Солнце в зените! Капает пот со лба и носа. Монотонно жужжат мухи, лезут в глаза. Дурманит резкий запах полыни. Ломит спину от тяжкой работы в наклон. Исколоты стеблями спелых колосьев руки и босые ноги. Пить! Как хочется пить! Машет серпом Радуня – падают слева и справа ровные валки. Надо спешить. Следом идут, наступая на пятки, муж и его сестра, вяжут колосья в снопы.
Вчера было легче: свёкор работал косой, они втроём вязали. Теперь пропадает в лесу, выбирает крепкую палку – вчера рукоять треснула. Никак не идёт свекровь – пора бы еду принести да воду. Нет сил!
Никогда так не работала Радуня в отчем доме. Жалели сестру три старших брата, обходились в поле без неё. Она с радостью носила еду, следила за их ладной работой. Мастерили братья из соломы человечков, и плела она куклам из травы зелёные косы.
Теперь Радуня видит мать и братьев редко, если разрешит свёкор или удастся уговорить мужа сходить в гости к её родне. Муж соглашается быстро, коль пообещаешь сладкой каши из репы, киселя из лебеды или молочка козьего: Варнава ещё мал и очень любит поесть.
– Радуня! Вон мати с узелком! Идём под деревья! – зовёт тоненьким голоском конопатая золовка Васёна.
Радуня с трудом выпрямляет спину, из-под ладони глядит на тропинку во ржи: спешит, торопится свекровь, поправляет на голове выцветший платок, колышется под рубахой большая грудь.
– Э-э-эй! Ба-тя-тя! – кричит заливисто Варнава. – Иди трапезничать!
А вот и мать! Взмокла от жары и быстрой ходьбы, и полнота нездоровая мучает. Развязала узел, раскрыла еду. Не смеют взять женщины и куска лепёшки, выпить и глотка прохладного кваса, пока не позволит хозяин.
Восьмилетняя Васёна, жуя на ходу травинку, резво бежит в лес за отцом. Варнава от нечего делать дёргает жену за длинную косу. Дёргает больно, смеётся заливисто, щиплет её за бока. Терпит Радуня: пусть тешится – мал ещё, всего на три года старше сестры. Подрастёт – бить начнёт, а так – просто шалости. Хуже свёкор. Боится его Радуня. Почти каждую ночь берёт он сноху силой, грубо подминает под себя, зажимая ей рот вонючей лапой, больно тискает её небольшие тугие перси. Первый раз это случилось перед пахотой, когда Радуню сосватали в семью Миная, в которой не хватало работников, а вернее рабской силы.
Вдова Петра подумала-подумала, спросила совета у сыновей: жалко дочку, пригожую да румяную. Но ведь время приспело: уж пятнадцатый год пошёл, а где жениха потом сыщешь? В деревне, кроме них, их бабки-ведуньи и семьи Миная, ещё четыре двора. А там мужики женатые, а женихи ещё младше Варнавы…
Ложится в траву Радуня, подкладывает под голову локоть, натягивает на глаза платок – с каждым днём всё труднее работать, будто силы уходят в землю. Устраивается рядом малолетний муж, толкает нечаянно острой коленкой в спину жену. Радуня, успев задремать, резко садится и вдруг ойкает, схватившись за живот: дёргается что-то в чреве, потом ещё и ещё.
– Что орёшь? Травы какой наелась? – лениво вопрошает свекровь.
– Не знаю, животом маюсь. Надо к бабке сходить за отваром.
– Сходи, сходи. Коль хозяин позволит.
Из-за деревьев несётся весёлый голосок Васёны. Подскакивает к брату, показывает жалейку:
– Смотри, батятя из прутика вырезал. Слышишь, свистит!
Что есть силы дует в дудочку – из неё только свист и шипенье.
А вот и сам, хмурый, кряжистый и корявый, как дуб, хозяин – Минай. Тащит в крупных лапищах три крепкие палки, кладёт под куст. Лучшее место у расстеленного платка его. Вытягиваются в сторону жены пыльные ноги с загнутыми вниз чёрными когтями. Берёт двумя руками потный глиняный кувшин, опрокидывает в раззявленную пасть – только кадык ходуном ходит. Сын, дочь, сноха и жена следят, глотая пересохшим горлом воздух. Хозяин отставляет кувшин, выбирает лепёшку крупную, складывает вдвое, заталкивает в рот. Жуёт, раздувая щёки, тяжёлым взглядом оценивает каждого. Берёт ещё две, хлебает квасу, мычит что-то разрешающее. Первым припадает к кувшину сын, затем дочь, потом жена, и вот кувшин, обойдя круг, попадает в руки Радуне. Нагрелся глиняный сосуд и кажется подозрительно лёгким. Прижимает она к горлышку губы и запрокидывает голову – в рот стекает полглотка, падает на горячий язык ещё несколько капель кислой влаги. С трудом жуётся кусок пахучей лепёшки, царапает сухой язык, застревает в горле. Давится Радуня, надсадно кашляет. Свёкор, дотянувшись, хлопает с силой сноху по лопаткам:
– Квёлая досталась девка, не работница.
– Пусть сходит к бабке Манефе, от отваров силы возьмёт, – просит жена.
Исподлобья глядит на сноху Минай, качает укоризненно головой, изрекает, поднимаясь на толстые кривые ноги:
– В поле пора! Завтра пятница – грех работать. Вот Васёнка с ней и сходит, да к ночи чтоб воротились!