Учеба в Москве
После бурной и интересной работы в комсомоле, в Наркомпросе, где работал начальником Главенство и одновременно председателем центральной вербовочной комиссии, Абдурахман чувствовал, что ему не хватает образования.
Кроме того, родители жены предварительно поставили условие, чтобы он закончил один из столичных вузов. Эти обстоятельства вынудили Абдурахмана продолжить образование в Москве. Сначала он выбрал Академию коммунистического воспитания им. Крупской. Получив согласие Юсупа Шовкринского, он взял разрешение и у секретаря обкома Муравьева.
Получив положительное решение, Абдурахман с женой 22 июля 1930 года поехал в Москву поступать в Академию ком воспитания, а Хадижа – в Педагогический институт им. К. Либкнехта.
Как описывает сам Абдурахман Даниялович: «Моя женитьба после длинной и сложной истории была простой: без свадьбы и формальностей. Отец будущей жены – Муртузали Дибиров, помимо требования продолжить образование, поручил своему товарищу и земляку, доктору Муслиму Нахибашеву провести какое-то медицинское обследование. Помню, Нахибашев и ещё человека три вызвали меня в здание Наркоминздрава и взяли спинномозговую жидкость. Если бы теперь предложили мне повторить эту операцию, ни за что бы ни согласился. Боль была адская, и после я долго мучился поясничной болью.
Справка о том, что я здоров, была предоставлена, я лично поехал в Буйнакс, забрал жену и вернулся в Махачкалу. Здесь я занимал одну комнату в доме, где жили работники обкома партии и комсомола. Они устроили небольшой ужин, и через 15 дней после женитьбы мы поехали на учебу».
Но Абдурахман в Академию ком. воспитания не попал, где проректором оказался тот самый Аюбов, который был освобожден от должности зам. наркома Дагестана за неудовлетворительную работу. Он не только холодно принял Абдурахмана, но и посмотрев направление, документы, не поднимая головы, сказал: «Ты опоздал, разверстка Дагестана заполнена, приём закончен и места нет». Итак, мечта Абдурахмана поступить в Академию не сбылась. Зато Хадижат легко устроилась в Педагогический институт. Но Абдурахман не терял надежды, и он обратился в Посредство Дагестана в Москве. К его счастью, поспредом оказался Абдурахман Кадиев, чьи лекции он слушал в 20 годы в Буйнакске.
После телефонного звонка сотрудник Поспредства Линник направил Абдурахмана в Петровск – Разумовское Институт инженеров водного хозяйства Наркомзема СССР. Здесь его встретили хорошо и без всяких экзаменов приняли в институт на отделение гидротехнического строительства, дали комнату в общежитии, назначили стипендию в 63 рубля, а Хадиже в стипендии отказали.
Естественно, сбережений у них не было, и одежда, и обувь у них не были рассчитаны на московские морозы. А молодая семья жила в разных общежитиях – Абдурахман жил в Тимирязовке, а Хадижа – в Рязгуляеве. На территории Тимирязевки располагался Институт животноводства. Посовещавшись, они добились перевода Хадижи в этот институт и зачислена на зоотехнический факультет, словом, они оба оказались в одном районе. Вскоре они получили здесь небольшую комнату.
Однако жить на 63 рубля стало невозможно, молодые организмы требовали нормальной еды, и Абдурахман был в отчаянии и был готов бросить учебу. В этот критический момент, к счастью, Абдурахман встретил в Поспредстве секретаря Дагестанского обкома партии А. И. Муравьева. На вопрос секретаря обкома, как устроился, не трудно ли учиться, Абдурахман, переборов себя, откровенно рассказал о тяжелом материальном положении, намерении бросить учебу и вернуться в Дагестан.
А.И. Муравьев проявил отеческую заботу, пообещал помочь и предложил продолжать учебу, получить высшее образование. Секретарь обкома взял с собой Абдурахмана и пошел в ЦК ВКП(б). В ЦК оказался Л. И. Киласанидзе, который курировал учебные заведения. Муравьев А. И., оказывается, долго и настойчиво попросил выделить одно место для Абдурахмана в счет парттысячники, как горца, бывшего детдомовца.
Но Киласанидзе оказался настоящим бюрократом. После такой неудачи в ЦК Муравьев А. И. повел Абдурахмана в Московский комитет партии. Здесь их приняла очень симпатичная и веселая женщина в летах и с сединой, видимо, хорошо знала Муравьева. После изложения просьбы, она обратилась к Абдурахману с вопросами, с какого года он в партии, женат ли и еще что-то. Абдурахман не растерялся и ответил, что он член партии с 1928 года, в комсомол вступил в 1923 году, женат, она учится в Москве.
Важно, что эта женщина, фамилию никто не помнит, с помощью А. И. Муравьева сыграла решающую роль в его судьбе.
Конечно же, не в порядке упрека, Абдурахман должен был как-то узнать и запомнить ф. и. о. этой чудесной женщины.
Эта женщина в тот же день оформила Адбурахмана в счет из Московской организации, что означало: повышение стипендии с 63 до 170 рублей, прикрепление к закрытому распределителю, выделение отдельной просторной комнаты на Соломенной Сторожке, 26 а.
В ответ за все это Абдурахман поблагодарил А. И. Муравьева, обещанием хорошо учиться и быть полезным партии. Кроме того, он остался до конца жизни признательным той седой женщине с сияющим лицом и коренастому, подвижному, всегда серьезному, но простому и доступному секретарю Дагестанского обкома партии, русскому большевику А. И. Муравьеву. Абдурахман скажет: «В моей долгой работе в Дагестане имеется долг их заботы и внимания. Спасибо им, их потомству».
После зачисления в парттысячники других забот, кроме учебы, не стало для него, но учиться в Москве ему было крайне трудно. Он испытал на себе пагубные последствия перевода преподавания в Буйнакском педтехникуме на тюркский язык, совершенно недостаточные основы знаний, которые в техникуме давали по математике и др. дисциплинам. Единственное, в чем он не уступал другим студентам, – общественные дисциплины, в частности, политэкономия. А такие предметы, как сопротивление материалов, гидравлика, черчение довались ему трудно. Но ему помогали профессоры и преподаватели, товарищи из группы.
Как вспоминает Абдурахман Даниялов: «В институте работали, читали лекции и вели группы такие маститые ученые, как Каблуков, Тряпишников, Прокофьев, Милович, Подарев, Костяшов, Бюжчинс, Орлов и др. Все эти представители старой русской интеллигенции, разные по характеру и нравам, в одном были едины: в желании привить студентам любовь к знаниям. Консультации во внеучебные часы, помощь отстающим, кружковая работа исключительная чуткость были отражением высокой интеллектуальной культуры этих в большинстве беспартийных профессоров…
Я не помню ни единого случая дня за 6 с лишним лет пребывания в институте, который был омрачен нетоварищеским отношением ко мне. Конечно, и я отвечал товарищам не меньшей доброжелательностью. Видимо, работа в комсомоле помогла находить мне взаимопонимание с людьми». Следует отметить, к сожалению, эти вышеуказанные положительные факторы сегодня утрачены: преподаватели не такие, и студенты другие. С развалом Советского Союза Россия потеряла в вузах, техникумах, школах все ценное, доброе, чистое и честное.
Абдурахману учиться впервые два года было очень трудно. Он не одну ночь напролёт сидел изучением инженерных дисциплин, вычерчиванием строительных конструкций.
На третий год учебы в институте коммунисты отделения гидротехнического строительства избрали Абдурахмана членом партийного бюро и поручили ему вести работу среди молодежи. В этом же году студенты вузов и других учебных заведений, обучавшиеся в Москве, избрали Абдурахмана председателем землячества при Дагпредстве. В этот период во всех учебных заведениях Москвы обучалось не менее ста пятидесяти дагестанцев, в том числе были: Муслим Атаев, Хаджи – Мурад Хашаев, Сулейман Сулейманов и др.
Землячество вело учет студентов, собирало сведения об успеваемости, о материально – бытовом положении, добивалось единовременной помощи нуждающимся через Поспредство.
Систематически организовались собрания, вечера, в большинстве они приурочивались к приезду в Москву ответственных работников республики. Иногда обком партии направлял специального работника, чтобы проинформировать студентов о положении дел в республике, присмотреться к будущим кадрам. На одном из собраний в 1934 году присутствовал первый секретарь обкома ВКП (б) Нажмутдин Самурский, на котором он проинформировал студентов о тяжелом положении с кадрами, призвал успешно завершить учебу и возвращаться в Дагестан. На этом же собрании выступил и Абдурахман, который сказал о безответственном отношении старого руководства обкома, о переживаниях за республику, о недостатках некоторых руководящих работников, которые разлагающе влияют на кадры всех звеньев. Самурскому настолько понравилось выступление Абдурахмана, что на следующий день пригласил его в Поспредство и подробно расспросил; кто он, откуда и т. д.
К сожалению, такая добрая и нужная традиция сегодня утрачена, её следовало бы внедрить везде, где учится молодежь республики. А проведенное большое, многочисленное собрание, проведенное президентом Дагестана, практически ничего не дает.
Таким образом, мы видим, что учеба Абдурахмана вошла в нормальное русло, и он оказался в ряду успевающих.
В институте студенческая общественность (партком, профком и др.) стала оказывать Абдурахману больше доверия, в начале избрав в состав, а потом секретарем партбюро отделения, еще через год председателем профкома института. Наконец, на последнем курсе он был утвержден ответственным редактором многотиражки института.
Конечно, надо полагать, что в институте были более грамотные и подготовленные студенты, но Абдурахман оказался более активным, общительным и показательным, о чем свидетельствует следующее: по итогам Всесоюзного социалистического соревнования он был награжден грамотами ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Комитета Всесоюзного соревнования высших школ и техникумов при газете «Комсомольская правда».
Грамота за 1933/1934 учебный год, подписана председателем Комитета соревнования А. Енукидзе «За высокие показатели в учебе и активное участие в работе общественных организаций учебного заведения».
Другая грамота от Треугольника института «Треугольник института отмечает Вашу высококачественную работу по учебе, систематическую успеваемость, образцовую общественную работу и дисциплинированность».
На протяжении 1933–1935 годов Абдурахман был неоднократно отмечен поощрениями: получал денежные вознаграждения, дважды был направлен в санаторий в Сочи и Крым, получал отрез на костюм.
Он пользовался хорошим расположением студентов, в свою очередь он тоже старался быть предельно чутким, внимательным к ним, объективным и честным при выполнении поручений коммунистов и общественности. Профессоры и преподаватели, видевшие его слабую подготовку и отставание в начале учебы и всячески помогавшие в преодолении их, были довольны его успехами и еще лучше, и душевнее стали, относиться к нему. Все это, естественно, породило в нем огромную трудоспособность и желание оправдать доверие.
Следует заметить, что у Абдурахмана была хорошая память и обладал большой трудоспособностью. Эти качества в значительной степени определили его успехи в институте. Он любил, Дагестан и его тянуло в республику, но не тосковал по родственникам и аулу. Через землячество и Поспредство он бывал в курсе дел в Дагестане. Каждый год приезжал на каникулы к родителям жены, которые теперь уже стали и ему родителями.
В 1934 году Абдурахман практику походил на строительстве плотины Гергебильский ГЭС, трамбовал вместе с рабочими бетон в теле плотины. В том же году отпускной месяц провел он в совете Гунибский комиссии по чистке партии.
Дипломный проект он посвятил Дагестану. В протоколе заседания Государственной квалификационной комиссии института от 29.06.35 г. записано: «Подробный, со знанием дела анализ гидрологических, экономических и бытовых условий района проекта позволил дипломнику составить дипломный проект в составе арочной плотины, водозаборного сброса, ГЭС, и водосливного сброса, организации и механизации работ весьма продуманно, с широким освещением расчетно-конструкторских сторон.
Считать дипломный проект выполненным на «отлично» и присвоить г. Даниялову А.Д. звание инженер-гидротехника. Председатель – (Замарин), секретарь (Цветкова), 23 июля 1935 г.» И 2 июля 1935 г. Государственная квалификационная комиссия института приняла решение оставить Абдурахмана Даниялова в аспирантуре и за отличные успехи в учебе был премирован фотоаппаратом.
Но к концу учебы состояние здоровья у Абдурахмана сильно ухудшилось: нулевая кислотность и каверна в легких требовали соблюдения диеты и усиленного питания, что было невозможно обеспечить на аспирантскую стипендию. Супруга Хадижа, окончив зоотехнический институт, получила диплом, но не была устроена на работу. Дочка Забида воспиталась в семье родителей жены, и нет-нет доходили вести, что в ее Чохе дети подразнивают, называя «ругуджинкой». В этих условиях последовал запрос обкома партии от самого Н. Самурского, чтобы они выехали в Дагестан.
Москва дала Абдурахману очень много. Пять лет напряженной учебы здесь не прошли даром. У него появилась возможность ознакомится со всемирной культурой, пополнить свои знания, в крупнейших и специализированных библиотеках, слушать лекции выдающих ученых по избранной специальности.