Знакомство с Джежинским
Паровоз подкатил на перрон точно по расписанию, вокзал ожил и стал напоминать огромный муравейник, находящийся в броуновском движении, со снующими грузчиками, пассажирами, провожающими и просто праздно шатающимися отдельными элементами. Однако во всей той хаотичной неразберихе был свой порядок, вагоны заполнялись пассажирами, чемоданы и тюки устраивались на полки повыше, и перрон постепенно пустел. Надя с Ёсифом прошли в свой вагон, заняли нижние полки, развернули одеяла и прилегли друг напротив друга. День выдался не самый лучший, и усталость давала о себе знать. Паровоз засвистел паром и, продернув весь состав, медленно покатил по рельсам. Выбивая ритм барабанщика, стук колес убаюкивающе действовал на Ёсю. Он прикрыл глаза и засопел сном младенца. Ему снился Тифлис, горы и как он, словно орел, парит над ними. Надя достала из котомки книгу известного немецкого философа Маркса Энгельса «Утопическая теория мира во всем мире» и прочла предисловие. «В данном труде представлены философские умозаключения нашего с вами современника, доктора ортодоксальных учений, профессора Рейхстагского университета Дружбы народов им. Адольфа Плюра, лауреата премии Мира, Ученого с большой буквы, господина Маркса Энгельса. Здесь он предстает нам в новой грани философа. На страницах данного фолианта вы найдете практические инструкции к реализации плана по достижению мира во всем мире, возникновению нового строя реформаторов сего мира, изменению существующего порядка и мироустройства. Многолетний опыт изучения трудов основателя Рейхстагского университета в Берлине, Адольфа Плюра, известного нам по философскому течению «Моя баба», где Адольф предрекает баланс мирового соотношения мужчин и женщин в усилении последних и приравнивает их жизнь с живущими вечно индийскими бабами[6], позволили Марксу Энгельсу создать собственное философское течение, которое в последствии получило громкое имя «Плюрализм марксизма-энгельсизма». Редакция не несет ответственности за призывы, описанные в данном труде, призывающие к свержению монархии и тем самым разжигающие межконфессиональные конфликты на почве марксизма-энгельсизма, и не разделяет существующего положения вещей в данной интерпретации об отмене законов морали для низов. Мы всего лишь цитируем великих мира сего». Она перелистнула страницу и принялась читать утопию. Вся книга была пронизана откровенным призывом к революции с применением в качестве оружия цветов. И почему-то упор делался на розы, конечно, гвоздики тоже упоминались, но в контексте, как дополнение к розам. Розы же считались самыми подходящими для революции цветами, поскольку в них были шипы, а ими можно легко поранить оппозиционера. И тем самым вывести весь противоборствующий контингент враждебных элементов из парламента республики. А захватив власть, начать насаждать розы в прямом и переносном смыслах. Чтение доставляло Наде удовольствие, она с детства читала все подряд, от беллетристики до серьезных романических произведений таких мастеров, как Булков и Тонкой. Последний прославился романом в две тысячи страниц «Поймай пир», о похождениях поручика Ржажаневского, друга Питера Чуковски, дебошира-ловеласа, по светским мероприятиям столицы. Где поручик то и дело вляпывается во всевозможные нелепые истории. Роман имел такой успех, что имя поручика стало нарицательным, и уже сам народ сочинял истории про Ржажаневского. Но в этот раз Надежда впервые в жизни почувствовала страх и трепет перед книгой Маркса Энгельса. Она в одночасье поняла, что ее бунтарский характер, как и в случае с родителями, опять устремляется к достижению равновесия. Она ощутила всю боль славянского народа, прочувствовала ее внутри себя, открыла свой системный ум для новых свершений и заглянула в светлое будущее. Она, Надежда Константиновна Пупская, и никто другой не лишит той безнравственной и рабской жизни низы и не приведет страну к светлому будущему. У нее в голове стало тепло и ясно, и она ощутила блаженство, она вдруг осознала свое предназначение в этой жизни, если не сказать – предзнаменование. И Надя почувствовала себя счастливей, чем тогда, на подводе. Ёся, конечно, счастье, но он же и несчастье, да и что такое Ёся, когда такое место ей, Надежде Пупской, отведено в истории. И Надя твердо решила, что, когда проснется вновь испеченный Стален, она обязательно ему расскажет о своих планах на будущее. И не страшно, что они пока не смогут пожениться, ничего, свадьба подождет, и пока она не сможет иметь детей, дети тоже подождут, главное – есть идея и свет в конце тоннеля, а значит, есть к чему стремиться. Так, пребывая в тихом блаженстве и мечтая о светлом будущем, Надя не заметила, как к ней подсел долговязый парень лет 25 с худощавым лицом и козлиной бородкой. Руки его профессионально проскользнули в Надину котомку и стали в ней перебирать пирожки. Руки искали денег, а деньги Надя хранила в нагруднике, чем и спасала свои сбережения от разного вида карманников. Не найдя ничего, долговязый привстал, и в этот момент паровоз проскрипев и присвистнув качнулся, и долговязый вломился своей маленькой головкой в верхнюю полку, да так, что невольно закричал от неожиданности. Надежда моментально очнулась от мыслей, посмотрела на долговязого, потом на развязанную котомку, ее системный ум все сопоставил, и она что есть силы заорала:
– Ё-ё-ся, гра-а-а-б-я-я-ят!
Ёсиф стремглав, еще не открывая глаз, вскочил на ноги и очутился перед грудью долговязого. В один миг открыв глаза и оценив ситуацию, Ёся выхватил заточку из кармана брюк и воткнул ее долговязому в пах. От неистовой боли тот заорал, как резаный тюлень, и присел на Надину полку, скорчившись буквой «зю». Весь честной люд устремил свои взоры на тройку.
– Ты чё, сцука, у бедных граждан последнее тыришь, да я тебя, кобель непрошенный, в порошок сотру, – Стален занес над ним волосатый кулак правосудия.
– Нет, нет! – от безысходности завопил раненый. – Я голоден и есть хотел, – продолжал ныть он. – А у вас такой запах из котомки исходил, вот я и не удержался.
Его глаза источали саму жалость, а тело походило на скелет для изучения анатомии человека, щеки впали и прилипли к челюсти, и если б не козлиная бородка, то Ёся подумал бы, что это египетская мумия перед ним. Вдобавок его руки прижимали причинное место, и от этого он совсем походил на кокон с торчащей из него головой. К тому же он неистово стонал. Ёсиф опустил кулак.
– Перестань ныть, как баба, на вот, вытри свои мудя да залей их водкой, – Стален протянул грязный носовой платок и, задрав штанину, вытащил небольшой графинчик водки. Надя вопросительно посмотрела на Ёсю.
– Да эт я, Надь, в кафе притырил, дорога длинная, вот я и подумал. Авось сгодится, вот и сгодилась, – оправдываясь сказал Ёсиф. – Притырил, значит, я его кормлю, пирожки ему покупаю, компот. А он водку тырит, тюрьма твой дом, а не столица, посмотрите, какой орел, скотина ты, понял, – в сердцах ответила Надя. Долговязый замолк, голос этой женщины и учительский тон произвели на него впечатление и гипнотическое воздействие. С такой женщиной не пропадешь, она и защитит, и накормит, и обласкает, и обогреет, подумал он, а этот и впрямь скотина. Долговязый обмакнул платок в водку, расстегнул штаны и с силой прижал руками пах. Народ после перепалки Надежды с Ёсифом, быстро потерял интерес к происходящему и уже не глазел в их сторону, а неспешно покачивался на своих полках в такт колесам паровоза.
– Ты, конечно, Надежда, хотя и баба, но слова говоришь обидные, я что, шарамыга какой-то, я тебя сейчас спасал от этого скелета, а ты? И не нужна мне эта водка, – виновато парировал Ёсиф. – Хочешь, забирай ее себе, – он предложил водку долговязому.
– Мне, не-е, – протяжно застонал тот. – Нет, мне водки не надо. Мне бы пожрать чего, а водки не надо.
– А чё тебе надо? Чё тебе вообще здесь надо было, чё ты к нам со своим самоваром вломился? – налетел на него Ёсиф, снимая внутреннее напряжение.
– Мне ничё не надо, – испуганно залепетал долговязый. – Можно я пойду? – и он, корчась от боли, стал привставать.
– Сиде-е-ть! – заорал Стален. Пассажиры вновь оглянулись в сторону троицы. Ёсиф одной рукой указал долговязому на место, а другой – пассажирам, что б отвернулись. Пассажиры отвернулись. Долговязый присел, держа обе руки в паху. По вагону тянуло водкой.
– Просто так, сцука, ты от меня не уйдешь, от меня еще никто не уходил, ты мне все расскажешь, что, где и как, – сжимая кулаки, протараторил Стален.
– Все, Ёся, ты мне надоел, хватит орать и драться, ты сам сядь и успокойся, может, человека прижало, знаешь, голод не тетка, – вмешалась Надя.
– А ты, плюгавый, что руки свои греешь в чужих котомках? – обратилась она к неудавшемуся вору. – Вот и напоролся на пику грузина, так что пеняй на себя, Ничего, до свадьбы заживет, аха-ха! – присвистнула Надя. – На вот тебе пирожок. – И она достала пирожок, только что обмусоленный руками воришки. Увидев пирожок, долговязый сглотнул слюну, забыл про боль и вцепился в пирожок. Жадными и рваными укусами съел его в три захода, вытаращив невозмутимые глаза на Надю.
– Однако. Смотри, Ёсиф, он совсем оголодал, а ты его чуть не зарезал, – она снова достала пирожок и протянула долговязому. Он снова жадно съел второй пирожок и запил поставленным перед ним компотом. Прожевав все, он заговорил:
– Позвольте представиться. Потомственный дворянин, сын учителя гимназии Фил Джежинский. Сейчас скитаюсь, по поездам ворую. Но получается плохо, потому и худой. Кличка на перегоне «Астроном», видимо, из-за роста, дети на перронах постоянно кричат «Дяденька, достань звездочку», вот и прозвали меня так. Окончил польскую гимназию, после сбежал от правосудия, предъявили за сестру. Якобы я ее пристрелил, но я не стрелял, ее мой братец завалил, а я помладше его, вот и взял все на себя.
– Маладец, джигит, извини, что погорячился, – с акцентом вставил Стален. – Продолжай, дАрогой, складно излагаешь.
– А что продолжать-то, я вам все в принципе рассказал, а можно мне еще пирожка? – он вопрошающе посмотрел на Надю.
– Да. Надюха, дай ему, дай, Пусть ест, мои тоже дай, а я водки выпью, – Ёсиф протянул руку к графину. И тут же получил удар ладонью по рукам от Пупской.
– Остынь, грузин, я сама знаю, кому давать, а кому наподдавать, – строго приказала Надежда и достала пирожок. – На-ка держи, Филя, может, и немного у нас провиданса, но мы люди нежадные. Надежда Константиновна Пупская, дворянка по роду, – гордо представилась она, вскинув вверх голову и пригладив вьющиеся каштановые волосы, – А это мой близкий, Ёсиф Стален, тоже в какой-то степени дворянин, с детства во дворе рос, ха-ха-ха.
– Полно тебе, Надюха, – обидевшись, засмущался Стален. – Все в этом паровозе едины, что дворяне, что миряне. А ты сколько по перегонам скитаешься? – осведомился Ёся.
– Годков пять будет, но все надоело, хочу уехать в столицу, там, говорят, жизнь настоящая, сытая и богатая. Только пока вот все собираюсь, но никак не доеду, – простонал Филя.
– Вы, Фил, странный человек, вы сами для себя решите, нужна вам эта столица, или вы всю жизнь по перегонам скитаться будете, – сказала Надя. – Мы с Ёсифом точно едем.
– Да нам терять нечего, – добавил Ёсиф, – я решил начать новую жизнь, как с чистого листа. Приеду в столицу, пойду учиться, вы вон какие ученые, а мне все самому постигать приходится.
– Молодец, Ёсиф, а что ж ты мне раньше, в Шушенке, об этом не говорил, что-то тебя там учеба не интересовала. Я же учительница, я б тебе преподала, – съязвила Надя.
– Надюха, ну, понимаешь, не до того мне было, не до науки, план я там вынашивал один, позже расскажу, видение мне было, – парировал Ёся.
– Знаю я твои видения, как что-то заметишь женское, так и виснешь в своем видении, небось и дело твое касалось баб или что связанного с ними, – ответила она.
– Нет, Надежда, не права ты в этот раз, я там, в ссылке, пообщался с кем надо и открыл в себе третий глаз. Сейчас ничего говорить не буду, позже. Слушай, Фил, а поехали с нами, нам ученые пригодятся, я это понял, что вы все, грамотеи, много чего нам безграмотным дать можете, – и он рукой вцепился в грудь Надежды.
– Дурак ты, Ёся, и уши холодные, – убирая руку, сказала Надя. – Да, Фил, поехали с нами в столицу, приедем, обустроимся, у меня тетя там живет, присмотримся к столице и решим, что будем делать.
Долговязый окончательно забыл про свою боль и нарисовал себе мысленную картину. Как он во фраке, и непременно с Надеждой, в ресторации, при свечах, пьет мадеру и целует ее руки. Дальше фантазии его на этом оборвались, и он соглашательски кивнул головой и добавил:
– Я согласен, вы мне сразу понравились, проникся я к вам, вы хорошие и добрые люди. С такими, как вы, можно, – протянул навстречу Сталену окровавленную руку для пожатия.
Стален брезгливо отстранился.
– Я, Фил, тоже согласен, нормальный ты пацан, а что худоват, так в столице мы тебя откормим, – убирая руки в карманы, согласился Стален.
– Ну, все решили, один за всех, и все за одного, – подытожила Надя. И вся троица по очереди с горла графинчика отпила водки.